Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2 - [155]

Хотя ни Смоллетт, ни Грей в переговорах не участвовали. Человек, обращавшийся к Ливси с борта «Красотки», представился как шкипер Бризи, и голос его был мне незнаком.

А потом я вообще перестал что-либо слышать и понимать из звучащего разговора.

Чтобы затащить Долорес внутрь салотопки, мы разломали одну стену (назвать «переборкой» это дощатое убожество язык не поворачивался), потом сколотили заново, оставив широкие щели-амбразуры. И сейчас я увидел в них сначала руль «Красотки Мэй», затем ахтерштевень, затем мимо медленно-медленно поползи доски обшивки.

Я видел их — и одновременно не видел. Перед глазами стоял подробнейший план бригантины в разрезе, и мое зрение словно бы обрело способность смотреть сквозь толстые доски.

«Раз… Два…» — медленно произнес я про себя, и оценил, на сколько прополз мимо борт за это время. Необходимо было брать поправку на то, что пушечный выстрел происходит не мгновенно, и этой маленькой хитрости тоже научил Мак-Тавиш.

До бригантины было футов тридцать, не больше. Рулевой у Ливси был толковый, и два судна располагались сейчас строго параллельно.

Время странно растянулось. Мне казалось, что я стою и пялюсь в ползущий мимо борт бесконечно долго, и я подумал, что «Красотка» каким-то чародейством выросла, удлинилась, и все ее чертежи потеряли цену.

Потом подумал, что Ливси, наверное, так же стоял с гарпуном на носу вельбота, выбирая единственно верный момент и единственно верную точку для беспощадного удара по морскому чудовищу.

Пора!

Я прижал фитиль пальника к запальному отверстию, услышал, как зашипела пороховая мякоть, — и тут же бросился ничком на палубу, и откатился как можно дальше от Долорес. Прикрыл ладонями уши, как советовал майор. И страшно представить, что случилось бы, позабудь я этот совет…

Последовавший звук словами не описать. Я не раз слышал, как стреляют пушки, и весьма приличных калибров, но находиться в крохотном замкнутом помещении рядом с выпалившим бронзовым монстром не доводилось. И никому, наверное, не доводилось.

Звуковой, и не только, удар впечатал меня в палубу, размазал по ней, растер в порошок, как пестик по дну ступки.

Салотопка заполнилась дымом. Я задыхался. Я ничего не видел. И не слышал. А самое главное — я не знал, достиг ли задуманного.

Неимоверными усилиями я соскреб с палубы те ошметки, что были недавно капитаном Хокинсом, поднял их на ноги. Дышать было невозможно, и я не дышал. Слепо шарил в дыму руками, позабыв, где выход — и понял вдруг, что здесь стало слишком просторно, что Долорес нет рядом. Цепляясь за доски, спотыкаясь, на подгибающихся ногах я поспешил туда, где клубы дыма казались менее плотными, и вывалился наружу, ибо задняя стена салотопки теперь отсутствовала. Я почти ничего не видел, изъеденные дымом глаза были полны слез, я сделал пару слепых шагов и очутился за бортом. Потому что часть фальшборта тоже отсутствовала. Ветреная испанская красотка Долорес сделала свое дело и навсегда нас покинула, бросившись в море. А капитан Хокинс не смог пережить разлуку и отправился за ней. Хотя, не слезились бы так глаза, — наверное, все-таки пережил бы.

* * *

До воды я не долетел. Чья-то рука ухватила за плечо и втянула обратно на борт. Я мимолетно порадовался, что плечо правое — хватка была железная, наверняка останутся синяки, а слева у меня и без того всё печально.

Спасителем моим оказался Жофрей. Он что-то произнес, одно слово, но я увидел лишь движение губ и ничего не расслышал.

С другой стороны как-то оказался Ливси, хотя вроде не подходил, просто появился откуда-то. Он тоже что-то говорил, а я опять не слышал.

Я понял, что не услышу больше никого и никогда. Даже Пэт, и это было до слез обидно, и слезы были тут как тут, текли из глаз, но причиной была не жалость к себе, всего лишь пороховой дым. Ливси сказал что-то еще, два слова я все-таки сумел разобрать — но не на слух, прочитал по губам. «Мой мальчик», вот что сказал доктор, он часто произносил эти слова, и я помнил движения губ.

«Что с бригантиной?» — хотел я спросить, но не сумел. Или сумел, но сам себя не услышал.

Затем я понял, как глупо что-то спрашивать, если не слышишь ответы, и пошагал взглянуть своими глазами. Не совсем сам пошагал, меня поддерживали со всех сторон, вокруг появились еще люди, они буквально тащили меня на себе, и я увидел… вернее, не увидел… в общем, чертовой бригантины не было нигде. Меня подвели (поднесли, подтащили) к фальшборту, и лишь тогда я разглядел, — смутно, слезящимися глазами — что осталось от «Красотки Мэй»: большие и малые обломки, плавающие на воде.

Я выиграл свое второе морское сражение, я взял блистательный реванш за поражение в первом. Но сил порадоваться не осталось. Сил не осталось вообще ни что. Рядом, буквально в четверти шага, распахнулась бездонная черная яма беспамятства — и манила, звала шагнуть в нее.

Но надо было что-то сделать еще, как-то поставить точку… Хотя бы что-то сказать над обломками бригантины.

«Я сделал, что был должен», — произнес я, не представляя, слышат меня или нет.

И шагнул в черную яму.

11. Удачи боцмана Трента

Я проснулся, и сразу же понял, что хочу просыпаться так всегда, всю оставшуюся жизнь. Чтобы открывать глаза и видеть Пэт. Едва ли она захочет провести оставшиеся годы с оглохшим инвалидом, и я не буду в претензии, и верну ей её согласие… Но это всё будет потом. А пока я лежал и был счастлив.