Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2 - [152]

— Ее специально отлили по моим чертежам, — похвалился доктор. — А в ствол забит китобойный гарпун, увеличенный почти в два раза. Теперь вельбот не нужен, и можно бить китов на гораздо большей дистанции, догоняя на шхуне даже самых быстрых из них.

— Наверное, теперь в заливе святого Лаврентия вообще не осталось никаких китов? — предположил я.

— Не совсем так… Я как раз собирался испытать свое детище, когда получил деньги и письмо от Эк… от мистера Гэрсли.

— Смело называйте его Эктором, я сам давно догадался, что вы давние и большие приятели.

— Сам догадался? Ты сделал большие успехи, мой мальчик, за годы нашей разлуки. Раньше проницательность была не самой сильной твоей стороной…

Доктор рассказал, что письмо Эктора добралось до Лабрадора сравнительно быстро (подвернулась удачная оказия). И Ливси с удивлением узнал, что я так и не съездил на остров, лишь завершаю приготовления, а сам Эктор отправляется на континент, чтобы расследовать более чем подозрительное исчезновение Эбрахама Грея.

Ливси, понятия не имея, что я вскоре буду ранен, и уж тем более не подозревая, насколько сильно ранение задержит исполнение моих планов, посчитал: отплыв в Европу, он уже не успеет меня застать, — и двинулся к острову напрямик (расплатившись за шхуну, разумеется). По стечению обстоятельств, как раз тогда отпала нужда в рискованной операции по прорыву блокады: британские власти посчитали, что убытки от разорения владельцев захиревших морских промыслов сильнее повредят интересам короны, чем может повредить потенциальное бегство отдельных жителей Лабрадора, — и блокада была снята.

Прибыв на остров, доктор понял, что ни я, ни Грей здесь побывать не успели, и решил подождать. Ожидание затянулось. Ливси и его китобои охотились на китов вокруг острова, на коз на суше, — и, если бы не козье мясо, начали бы голодать, прикончив все припасы.

— Козлятина на завтрак, на обед, на ужин… — печально говорил доктор. — Клянусь честью, я по утрам ощупывал себе голову: не начали ли прорезаться козьи рога?

— Зато, наверное, за эти три месяца ваш трюм заполнился бочками с ворванью? — предположил я, кивнув на китовую пушку.

— Если бы… Изобретение мое, милый Джим, оказалось не столь успешным, как представлялось, и нуждается в серьезной доработке.

Он объяснил, что пушка, после того как для нее серией опытов подобрали оптимальный заряд, работала идеально, посылая гарпун точно в цель. Однако прежнее китобойное оружие, лишь увеличенное в размере, не годилось для новых условий и для новой дичи: более крупные и сильные киты бились и срывались с гарпуна, убитые же наповал (случалось и такое), — тонули, и поднять их за линь не было никакой возможности.

— У быстрых китов слишком мало жира, чтобы после гибели оставаться на плаву, — печально объяснил доктор. — Для этого орудия необходимо изобретать новый снаряд, иначе смысла в нем нет: мы взяли у острова лишь четырех кашалотов, добыть которых смогли бы и обычным способом, с вельбота. Больше китов не попадалось, и мы решили произвести недолгую разведку южных вод, я к тому времени вообще сомневался, что вы с Греем появитесь здесь, и подумывал о скором возвращении… Остальное, Джим, ты знаешь.

Чтобы завершить китобойную тему и больше к ней не возвращаться, упомяну еще один момент: я с удивлением заметил золотую монету в две гинеи, приколоченную к фок-мачте, и спросил у доктора, что означает столь необычное украшение.

— Это талисман, — ответил Ливси, — отголосок одного суеверия… Даже, скорее, легенды, гуляющей в разных изводах между китобоями от Лабрадора до Нантакета. Красивая, кстати, легенда… Не хочешь написать роман на ее основе? У тебя неплохо получается, и я знаю от Эктора, что книга твоя обрела изрядную популярность. Отчего бы не продолжить начатое?

Я отказался, объяснив, что плохо умею сочинять, и писал о том, в чем сам участвовал, лишь кое-где отступив от действительного хода событий либо произвольно истолковав происходившее. А сам подумал, что доктор лукавит: легенда вкупе с суеверием, без сомнения, существовали, но я-то знал, как скептически Ливси относится к суевериям. Нет сомнений, что он приколотил монету к мачте лишь ради удовольствия пробить гвоздем профиль ненавистного ему короля Георга.

10. Второе морское сражение капитана Хокинса

Экипажи обеих шхун собрались на борту китобойца, и мы двигались вокруг острова, чтобы найти «Красотку Мэй» и захватить либо уничтожить ее.

Грей и Смоллетт высадили почти всю шайку на берег. Там, едва рассвело, развернулась самая настоящая война, судя по доносившейся до нас стрельбе. Я считал, что на борту стоящей на якоре бригантины сейчас самый минимум матросов, человек пять, скорее даже меньше — и захват не составит труда: нас в совокупности было шестнадцать человек.

Хотя, конечно, шестерых китобоев в число бойцов включать не стоило. Достаточно было взглянуть на главного среди них, на старшего помощника Жана-Поля Бансье: низенького, толстенького, с короткими руками и ногами. Его предок, потомственный парижский торговец кружевами и лентами, был сослан за какие-то провинности в Новую Францию более века назад, в правление грозного кардинала Ришелье. Кровь не водица, и хоть мсье Бансье изрядно плавал в прибрежных водах Канады — в душе он остался тем же трусливым галантерейщиком, что и его пращур: бледнел от одной лишь мысли, что ему придется сражаться и проливать кровь. Пятеро его подчиненных были людьми того же замеса. Возможно, гарпунеры лучше годились для войны, но Ливси их с собой не взял, понадеявшись на китовую пушку.