Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2 - [144]

Крутые и обрывистые берега из бесплодного песчаника были отличной защитой от нападения с суши. Спуститься по ним почти к самой шхуне можно было, и даже оказаться прямо на борту, совершив рискованный прыжок… Но спускаться пришлось бы долго, с неимоверной осторожностью, чуть ли не ползком и только днем. И каждый спускающийся стал бы великолепной, почти неподвижной целью хоть для мушкета, хоть для пистолета. А для ружейного огня, направленного сверху, от границы леса, были доступны лишь верхушки мачт «Патриции».

Дальше, в верховьях бухты, была пара мест, где разрушившиеся обрывы образовали удобные спуски к воде. Однако для атаки с той стороны надо было иметь шлюпки, загодя спрятанные в бухте, и я не думал, что предусмотрительность Смоллетта простирается так далеко. Легко было спуститься и на тот выступ, или крохотный мысок, что прикрыл нас от пушечного огня: он был значительно ниже обрывов, порос травой и кустарником. Но бандиты, приди им в голову мысль туда спуститься, стали бы еще одной лакомой мишенью для картечи из нашей пушечки.

(Кстати, в бою с «Красоткой» орудие и его наводчик умудрились себя проявить: ядро, выпущенное по рангоуту, сбило Смоллетту фор-брам-стеньгу. Удача случайная, конечно же, и не повлиявшая ни на исход нашего противостояния, ни на ходовые качества бригантины. И всё равно приятно: «Патриция» показала, что она не просто девочка для битья, может и огрызнуться.)

В общем, ночного штурма нашей крепости опасаться не стоило, и я спокойно спал три часа вахты Сильвера.

Вернее, не совсем так… Спокойным сон не был, снилась какая-то дикая кровавая мешанина из событий вчерашнего дня и пятнадцатилетней давности. Да и поспать все три часа не удалось, Сильвер поднял меня минут за двадцать до конца своей вахты.

— Просыпайся быстрее, Джим. К нам парламентеры.

* * *

Я заметил, что Сильвер шагает иначе, чем недавно. Ну, точно… Деревяшка, та самая, заменила разбитый ядром протез. Дежа вю, как есть дежа вю.

— Взял на счастье ее и старый костыль, — объяснил он, увидев, куда направлен мой взгляд. — А еще Роджера. И посмотри-ка, костыль и деревяшка уже пригодились. Вдруг и старый Роджер еще поднимется по флагштоку?

— Надеюсь, ты сейчас шутишь. Подари лучше свой флаг Смоллетту, ему он теперь в самый раз.

Мы вышли на палубу. Ночь была тихая. Ветер стих, по крайней мере в бухте совсем не ощущался. Луна была в последней четверти и почти зашла, но света от нее и от звезд хватало, чтобы разглядеть и мачты «Красотки Мэй», торчащие над мыском, и плывущую к нам шлюпку, — шестивесельную гичку, насколько я мог разглядеть. На носу ее кто-то отчаянно размахивал подобием белого флага, привязанного не то к багру, не то к какой-то палке.

Я отхлебнул рома из фляжки (совсем чуть-чуть, чтобы окончательно проснуться) и крикнул:

— Эй, на шлюпке! Табань! Еще пара фатомов, и я не посмотрю на вашу белую тряпку! Узнаете, как наша пушка бьет картечью!

И в самом деле, подпускать их близко было слишком рискованно, — учитывая, сколько способных к бою людей уцелело на «Патриции».

На шлюпке предупреждению вняли. Она дернулась назад, отошла на пару гребков и застыла неподвижно.

— Это ты, Хокинс? Я не собираюсь причинять вам вред и хочу всего лишь поговорить.

Я узнал голос Грея, он мало изменился за годы. Смоллетт, подумалось мне, все же сохранил остатки совести и постеснялся показаться на глаза человеку, с которым когда-то сражался плечом к плечу, а теперь пытается убить.

— Да, я капитан Джеймс Хокинс. Чего тебе от меня надо, пират Грей?

— Ты удивишься, Хокинс, но мне не надо от тебя ничего. Ящики Флинта уже у меня, твой человек не сумел их спрятать и погиб.

— Ты блефуешь, Грей! Никаких ящиков у тебя нет!

— Есть, есть, и я могу это доказать. Ты ведь вскрывал ящики и смотрел, что внутри, правда? Я могу описать самые приметные безделушки, и ты поймешь, что я не лгу.

Судя по уверенному тону, он действительно не лгал. У меня защемило сердце… Плевать на «безделушки», гораздо важнее слова о погибшем… Кто?! Эктор? Рюггер?

Я тяжело дышал и боролся с собой: мне очень хотелось позабыть освященные веками и традициями права парламентеров и отдать команду Сильверу: пусть превратит сидящих в гичке в кровавый фарш. Нечего играть в благородство с бандитами и убийцами.

— Итак, ящики у меня, — продолжил Грей, не дождавшись моего ответа и не подозревая, на каком тоненьком волоске висит его жизнь. — Мне больше ничего не надо на острове, я хочу решить кое-какие возникшие проблемы и спокойно уплыть. В Англию я больше не вернусь, и мне все равно, починишь ли ты свою шхуну, доберешься ли домой, начнешь ли рассказывать там истории о нехорошем капитане Грее. В общем, я хочу предложить тебе, Хокинс, честную и справедливую сделку.

Я глотнул еще рома и немного успокоился, желание изрешетить Грея картечью отступило.

— Я не понимаю, Грей, зачем тебе какие-то сделки, если все козыри у тебя на руках. Хочешь уплыть — уплывай, я ничем не смогу помешать.

— Повторюсь: у меня возникли проблемы. Эти датские (последовало непонятное мне слово, очевидно, на датском) слишком много о себе возомнили. Я разберусь с ними, но для этого мне нужны все люди, и те, кто оцепляет бухту поверху, и те, кто сейчас на бригантине.