Одиссея Гомера - [93]

— Что нам теперь делать? — спросил Лоренс.

— Постарайтесь, чтобы он хоть немного попил. И если у него вдруг появится аппетит, позвольте ему есть столько, сколько он захочет, и то, что он захочет, — ответил ветеринар.

Лоренс отвез нас домой и поехал обратно в офис. Я весь день просидела с Гомером. Он выполз из переносной корзинки и, утомленный таким началом дня, заснул в паре дюймов от нее. Чуть позже я завернула его в старое одеяло и вынесла на балкон, чтобы он мог поспать на солнце. Гомер всегда хотел выйти на балкон, как иногда делали Скарлетт и Вашти, а я не разрешала ему, потому что он так быстро двигался, что уследить за ним было бы невозможно.

Я не думала, что сегодня имелся хотя бы маленький шанс, что он от меня улизнет.

Гомеру, кажется, было все равно, где спать. Он не вдыхал шумно воздух и не водил ушами, как обычно.

— Eres mucho gato, Homer, — бормотала я, сидя рядом и поглаживая его мордочку, — eres mucho, mucho gato.

Телефон звонил, не переставая. Родители каждые пару часов спрашивали, есть ли новости от врача. То же самое делал и Лоренс. Видимо, Лоренс рассказал обо всем своим родителям, потому что звонила и его сестра, и мать, и отец, как и многие наши друзья, — даже те, кто не любил животных, у кого их не было, и я совсем не ожидала от них сочувствия. Но с Гомером всегда происходило именно так: встретив его однажды, люди запоминали его навсегда. Количество звонивших все увеличивалось, и было ясно, насколько важно не только для меня — для многих! — чтобы этот маленький сорвиголова, обычный кот с необычной судьбой, вырвал еще одну жизнь из тех девяти, что так истово прожигал с тех пор, как, полумертвый от голода и ослепший, ожидал своей участи в приюте.

— Позвони мне, — настаивали все. — Позвони мне, как только будут новости.

Доктор так и не смог установить, по какой причине Гомер заболел. Когда пришли результаты анализов, стало ясно, что имело место небольшое повреждение печени, что могло быть как причиной недомогания, так и его следствием. Доктор попросил держать его в курсе и принести Гомера на повторный прием через неделю, что я и сделала. Гомер был здоров.

В каком-то смысле Гомер действительно полностью поправился. На следующий день он прохаживался по квартире, умеренно ел и даже немного погонял скомканный клочок бумаги. Через три дня он уже ел, как обычно.

Гомер все еще носится по квартире, но уже не так резво и не так часто. Он стал двигаться с определенной скованностью в суставах, и теперь я дополняю еду добавками, которые помогают сделать суставы старых котов более гибкими. Он спит чаще и крепче, чем в былые времена, и, если его разбудить, может покапризничать. Он все еще любит дремать рядом со Скарлетт и Вашти, но если они случайно потревожат его спокойствие, то Гомер даже может на них шикнуть — тот Гомер, который раньше шипел только в случае опасности. Его шерсть, прежде черная и гладкая, как полированный оникс, теперь подернулась сединой. Он так и не набрал тот вес, который потерял, и теперь мы с Лоренсом шутим, что у Гомера бедра, как у супермодели, но эти шутки не смешны ни для кого, кроме нас двоих.

Наверное, самое заметное изменение, происшедшее с Гомером, — то, что он больше не играет со своим червячком. Любимая игрушка валяется, заброшенная и потрепанная, — в конце концов, она так же стара, как и Скарлетт, — в углу нашей квартиры. Время от времени я беру ее и пытаюсь заново познакомить с ней Гомера, но тот будто бы в одночасье решил, что червячок принадлежит другой эре. Эре его молодости.

Но даже наступление старости не смогло сломить сильный дух Гомера. Он по-прежнему крепко цепляется зубами и когтями в украденный кусок индейки, когда Лоренс делает бутерброд. Гомер до сих пор не отказался от мечты всей своей жизни — побороть Скарлетт — он, как всегда, «крадется» за ней, находясь на виду. Оба теперь играют в эту игру с меньшей скоростью, но, возможно, с одинаковым энтузиазмом, и выражение мордочки Скарлетт, кажется, говорит: «Не слишком ли мы стары для этого?» Гомер проводит дни напролет, следуя за лучиком солнца по нашему ковру в гостиной, мурлыча счастливо в теплом свете, который никогда не видел.

Меньше всего изменилась неуемная радость Гомера по утрам, когда я просыпаюсь и начинается его день. Он по-прежнему тратит добрых десять минут на умывание, сидя напротив меня, и все еще мурлычет с таким же богатством звуков и нараспев, как он делал в то первое утро, когда, будучи еще котенком, впервые осознал, что мы оба живы — и все еще вместе.

Наверное, с возрастом Гомер понял (как любит говорить Лоренс), что любой день, проведенный на земле со своими близкими — это хороший день.

Эпилог Так браком законным и я сочеталась, читатель

Вы же на радость законным супругам и детям любимым

Здесь оставайтесь! Пускай всевозможные блага пошлют вам

Боги, и пусть никакой с народом беды не случится!

Гомер. Одиссея

Мы с Лоренсом поженились в сентябре. Свадьбу отмечали в пентхаузе дымчатого небоскреба в центре города. Вид из него открывался потрясающий: на фоне ночного неба очертания Манхэттена. Именно такой вид должен был выбрать жених, который так сильно влюблен в Нью-Йорк, как Лоренс, и как раз этот вид в наибольшей степени соответствовал моей собственной жизни, после того как я лет восемь тому назад вместе с кошками переехала в этот город.