Одиссея длиною в жизнь - [5]

И вместе с тем уже в начале 50-х годов, с появлением рассказа „Страж“ (в американской публикации — „Страж Вечности“), в творчестве Кларка обнаружился явный парадокс, отмеченный едва ли не всеми западными исследователями. Тот, чье имя в первую очередь ассоциируется с твердой научной фантастикой, с психологией едва ли не технократической, оказался пленен метафизикой, даже мистикой (правда, особого рода; речь о том впереди).

Это противоречие явственно ощутил Иван Ефремов. В 1970 году у нас вышел в свет роман Кларка „Космическая одиссея 2001 года“ — роман со сложной творческой историей. „Страж“ послужил толчком к созданию сценария фильма, написанного Кларком совместно со Стенли Кубриком, фильма, который по сей день считается одной из вершин кинофантастики; сценарий же, в свою очередь, был положен в основу романа. Надо сказать, Кларк вообще сочетает в себе щедрость сеятеля с тщательностью жнеца: он щедро рассыпает идеи, но из каждой „выжимает“ потом все возможное. Можно быть уверенным, что любая мало-мальски интересная мысль, вроде бы случайно оброненная в рассказе или романе, потом непременно послужит основой для нового произведения. Но я несколько отвлекся.

Так вот, в послесловии к русскому изданию „Космической одиссеи 2001 года“ Ефремов писал: „Последние страницы совершенно чужды, я бы сказал — антагонистичны, реалистической атмосфере романа, не согласуются с собственным, вполне научным мировоззрением Кларка, что и вызвало отсечение их в русском переводе“. Если рассматривать роман сам по себе, в отрыве от всего остального творчества Кларка, то не согласиться с Ефремовым нельзя. Но в контексте прочих кларковских произведений финал „Космической одиссеи 2001 года“ воспринимается органичным. Я сознательно не останавливаюсь на сути отсеченных эпизодов. Принципиального значения это сейчас для нас не имеет, тем более что многое делается понятным из нынешнего издания „2061: Одиссея три“.

Но вернемся, однако, к парадоксу Кларка.

Да, Кларк оптимист, бесконечно верящий в мощь человеческого духа, в безграничные возможности человеческих свершений. Но в то же время в масштабах Вселенной и эта безграничность может затеряться. А если человек не способен стать хозяином всей беспредельности мирозданья, то в чем же тогда смысл существования человечества?

Лишь в одном — в возможности влиться во Вселенский Сверхразум.

Здесь мы вступаем на зыбкую почву предположений. Увы, поговорить с Кларком на эту давно уже интересовавшую меня тему во время нашей ленинградской встречи не удалось. И остается лишь гадать, что послужило фундаментом кларковской концепции. Сверхразум Кларка чем-то родствен Брахману, безликому и бестелесному всеобщему божеству веданты, являющемуся единственной реальностью мира. Ведь целью человеческого бытия веданта считает как раз освобождение от оков материального мира и достижение тождества индивидуального духа, атмана, с Брахманом. И финал „Конца детства“ убедительно подтверждает такое предположение.

Но не исключено, что на Кларка оказала свое влияние и знаменитая работа Тейяра де Шардена „Феномен человека“, не так давно ставшая доступной и нашему читателю. Его теогенетическая концепция сводится к тому, что человечество обладает богосоздающей силой. Не богом создано оно по образу и подобию божию, а наоборот — само создает бога своей интеллектуальной и духовной деятельностью. Из начала эволюции Тейяр де Шарден перемещает бога в ее конец. Тот самый конец человеческого детства… И, завершив детство свое, человечество приходит к конечной цели, растворяясь в им же созданном боге.

Убежденность в необходимости существования Вселенского Сверхразума, по-шарденовски трактуемого бога, и есть та „несокрушимая преграда“, на которую наталкивается „необоримая сила“. Если учесть, что первый вариант „Конца детства“ (под названием „Ангел-хранитель“) появился еще в 1950 году, то приходится признать, что поединок этот длится уже четыре десятилетия.

В „Конце детства“ он заканчивается однозначной победой „несокрушимой преграды“. Но для того чтобы обеспечить эту победу, Кларку пришлось несколько ограничить возможности „необоримой силы“, заставить ее действовать не в полную мощь. Работая над научно-популярной книгой „Исследование космоса“, Кларк заинтересовался мыслью, что было бы. ограничь какая-то внешняя сила космическую экспансию человечества, замкни она человечество в рамки родной планеты. В качестве именно такой силы и выступают в романе Сверхправители со своим тезисом „Вселенная-не для человека“. Кстати, образ Кареллена и его расы, этих бесплодных акушеров Сверхразума, на мой взгляд, принадлежит к числу самых ярких и, пожалуй, самых трагических в творчестве Кларка.

Тогда, в начале 50-х („Конец детства“ в полном варианте увидел свет в 1953 году), Кларку еще не было и сорока. Возможно, как раз по этой причине роман — и это отмечает большинство критиков-не только является одним из заметных явлений НФ тех лет (и не только тех), но и-о чем говорят реже-получился самым, пожалуй, жестким, бескомпромиссным из всего написанного Кларком. Миссия человечества исполнена, Сверхразум рожден, и породившая его раса исчезает. Земная цивилизация полностью исчерпала себя. Причем Сверхразум этот не вызывает у читателей (насколько я могу судить об этом по тому, что читал, о чем говорил с любителями фантастики) сопереживания, сочувствия, эмоционального приятия. Для этого он слишком равнодушен, безжалостен. Ему мешает все-даже животные и растения. Для того чтобы сам он мог существовать и функционировать, все живое, кроме него (за редким исключением-таким, как служащая целям Сверхразума раса Кареллена), должно быть уничтожено. И в конце концов он должен остаться один в мертвой Вселенной, может быть, даже став этой Вселенной, включив в себя всю ее беспредельность.