Одинокое путешествие накануне зимы - [52]

Рано лег спать, опять самородки снились, или просто думал о них в полусне, он опять покупал что-то, много покупал, себе и Олег Палычу. Старик хмуро смотрел на все это дело и ничему не радовался. Все это виделось обрывочно, бессвязно, но очень ясно по смыслу. Возможно, это был и не сон, Веня лежал с открытыми глазами и не понимал, чего от него хочет Олег Палыч.

С тяжелым сердцем собирался Веня утром. Взял запас еды на несколько дней, котелок, спальник и наметил большой круговой маршрут. Надо было найти Змеиное ущелье. В этот раз он не торопился, часто присаживался и подолгу сидел, внимательно рассматривая горы. Думал о них, о своей жизни. Горы были живыми, сложными, они спали ночью, просыпались утром, хмурились под тучами или грелись на солнышке. Вершинам, казалось Вене, было холодно под снегом, они завидовали своим долинам, где среди цветов и трав вовсю бушевало жаркое лето.

Ущелье он нашел вечером на третий день, когда возвращался в избушку, — вспугнутые козероги побежали вниз по безлесому склону и вдруг исчезли. Веня пошел за ними — пологий травяной склон становился все круче и заканчивался обрывом. К его краю не подойти было, и Веня вернулся.

Это было Ущелье, так его и описывал Палыч — с юга скалистый хребет, с севера гладкая травяная степь, коварно превращающаяся в кручу, на которой не удержаться. Ущелье было узким, почти не расширяясь, тянулось, понимал Веня, до самого Аргута.

На другой день он пошел по северному борту ущелья. Травянистый склон разрезался поперечными невысокими скальными грядами, которые вели вниз. Веня пробовал спуститься, но скалы были старые и опасно крошились. Даже просто подойти к краю и заглянуть вниз не получалось, Веня кидал камни и по звуку понимал, что лететь высоко.

Он вернулся в избушку, отоспался, утром взял бумагу, карандаши и спустился к Аргуту. Берегом дошел до речки, вытекающей из ущелья. Тут, наверное, можно было подняться, но не сейчас. Поток страшновато ревел мутной водой из промоины в скалах. Веня забрался по скользким камням почти до самой промоины, пока лез, весь вымок, несколько раз чуть не сорвался в поток, но и оттуда ущелья не видно было.

В избушку вернулся ночью. Разложил сушить подмокшую бумагу. Ущелье не пускало. Он нашел его, но за эти несколько дней так ничего и не узнал о нем.

Утром Веня достал старую веревку из-под крыши избушки, взял топор вместо альпенштока и пошел. Он решил спуститься по следам козерогов.

В Ущелье было мрачно, очень сыро и холодно. Серое озерцо леденело. Сверху летели камни, гулко падали в воду или цокали по валунам. Время от времени целый кусок осыпи начинал шелестеть, шевелиться и, обнажая лед и набирая скорость, сходил вниз на скальники.

Было одновременно громко и тревожно тихо. Здесь и правда мог жить какой-нибудь хвостатый Змей и таскать сюда своих жертв. Ветки упавших деревьев, как кости, торчали из снега и льда. Узкая длинная щель над головой была всего двадцать-тридцать метров шириной, ни растительности, ни травы, солнце сюда совсем ничтожно попадало, и по всем углам, куда не доставал мутный ручей, вытекающий из озера сквозь камни, лежал грязный снег и серый многометровый лед, слоями засыпанный камнями. Ручьи сочились прямо из горы, шумно каплями падали со скал, стекали по грязному льду.

Над осыпью болталась его веревка, и Веня понимал, что это почти единственное место, где можно было спуститься. Он уже жалел, что спрыгнул сюда, сердце сжималось от плохих предчувствий. Еще раз внимательно осмотрелся: спускаться вниз по речке очень опасно — скорее всего, смоет и унесет в скальное русло. Там бушевала вода, даже смотреть было страшно.

С другой стороны в Ущелье стекала наледь. Она вела почти до самого верха, где-то была пошире и присыпана грязным снегом, где-то выглядела как замерзший водопад.

Веня не верил, что у него что-то получится, поднялся по снегу до скользкой ледяной горы, по которой бежали ручьи, и задрал голову — ледник навечно смерзся с черными, почти вертикальными скалами. Местами не понять было, где камни, где грязный лед. Веня начал рубить ступень. Руки не слушались, они тоже не верили, что здесь можно забраться.

Лед был прочный, со множеством вмерзших камней. Топор вскоре затупился, а ступени нужны были глубокие, это он понял, едва не упав уже с третьей ступеньки. Теперь он вырубал глубоко, хорошо опирался, отдыхал, рубил следующую, совал топор за ремень и лез. Чем выше он поднимался, тем становился осторожнее — если бы сорвался, зацепиться было не за что. По серо-желтому гладкому леднику мимо Вени, по его ногам и окоченевшим рукам бежали ручейки. Он быстро вымок, но не думал об этом. Вообразил себе, что он геолог из тех далеких романтических времен и Палыч с товарищами ждет его в избушке. И еще думал о романтике, что вот так она выглядит вблизи.

Часа через полтора колени и руки совсем замерзли, он не мог держать топор и пополз вниз. Это было куда сложнее и страшнее, чем подниматься. Веня, трясясь от холода, отжал рукава куртки, рубашку и свитер, нащипал лучинок из недавно упавшей небольшой кедрушки и прямо среди камней разжег костер. Дым не поднимался вверх, а заполнял ущелье. Веня грелся у огня. Он вырубил двадцать семь ступеней, а надо было еще столько же или больше. Потом ледник становился положе и уходил за скалу. Дальше было не видно.