Одинокий лыжник - [2]

Я не был в Лондоне больше пяти лет, за это время успел объехать полмира, управлял в качестве коменданта итальянскими и австрийскими городами, жил в лучших гостиницах, имел вестовых и автомобили, а в тот декабрьский день стоял под дождем на Пикадилли, чувствуя себя песчинкой в огромной пустыне. Я волновался и в то же время был как-то подавлен. Волновался потому, что Лондон не может не волновать. От Вестминстера до Сити разбросаны конторы с обветшалыми крышами, связанные торговыми делами со всем земным шаром. В Лондоне все возможно, и весь мир кажется под руками, если… Если обладать нужными знакомствами и иметь работу…

Однако тогда я чувствовал себя в Лондоне маленьким, одиноким и потерянным. Безработный есть безработный…

Поскольку кроме работы мне была нужна и зубная паста, то, проходя по Шафтсбери-авеню, я зашел в первую же попавшуюся аптеку и увидел там Дерека Инглеза.

В 1942 году я служил капитаном в батарее, которой он командовал. Мы вместе служили за границей. Однако, после сражения у Аламейна, Дерека перевели в разведку, а я отправился с батареей в Италию, где и встретил конец войны в качестве коменданта одного города. Инглез был очень требовательным командиром, испортил карьеру двум моим предшественникам, и все твердили, что я не продержусь у него и двух недель. Однако я не только продержался, но и с удовольствием служил под его началом. Он был очень, способным человеком, но непостоянным, с часто меняющимся настроением. В трудных положениях Дерек проявлял огромную энергию и находчивость. После войны он вернулся в кинематографию, и, судя по прессе, фильм «Три надгробия», поставленный им, вознес его на вершину славы.

Дерек рассеянно кивнул в ответ на. мое приветствие, отставил пустой бокал и, пока я покупал пасту, не сводил с меня взгляда.

Что ты теперь делаешь, Нейл? — наконец, спросил он. Как всегда, он говорил быстро и отрывисто, будто догонял собственные мысли.

— Я только недавно вернулся, — уклончиво ответил я. В прошлом я часто наблюдал, как он насмехается над неудачниками.

— Демобилизовался?

— Да.

— А что ты так задержался?

— Отслужил лишний год.

— Скажи прямо, что выслуживался, — с иронией замещал он.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — ответил я, хотя прекрасно понял его: после окончания войны условия армейской службы за границей были значительно лучше условий жизни на родине.

Дерек хрипло рассмеялся.

— Ты хорошо знаешь, что я хотел сказать. Все порядочные люди уходили из армии примерно в одно время со мной. Кроме профессиональных вояк, в армии оставались только болваны, искатели приключений и любители легкой наживы. В этом и заключается беда нашей военной администрации в Европе. Служба в ней не может интересовать людей, которые действительно могли бы быть там полезны. Ну, и к какой же категории ты себя причисляешь?

— Из трех категорий, которые ты перечислил, я скорее предпочел бы оказаться среди искателей приключений, — . мрачно отозвался я. Я не намеревался делиться с ним тем, как ненавистна мне была необходимость провести в армии еще год в разлуке с Пегги, с которой мы поженились перед самой войной, и с сынишкой, которого я видел всего несколько раз во время побывок дома… Да и кроме того, я вообще чувствовал себя неловко. В прошлом году я мог еще разговаривать с Инглезом на равных не только потому, что считал себя ничем не хуже его, но, занимая ту или иную должность, всегда знал, что нахожусь на своем месте. Сейчас же, переживая трудное время, я не мог уверенно держаться с Дереком, обладавшим властным и изменчивым характером. Мне хотелось поскорее уйти, пока он не начал расспрашивать об обстоятельствах моей теперешней жизни.

— По-прежнему издаешь свою грошовую газетенку в Уилтшире? — не унимался Двоек.

— Нет, — мне пришлось закрыть ее.

— Чем же ты сейчас занимаешься? — спросил он, не сводя с меня внимательного взгляда.

— Вместе с приятелем открыл издательское дело… А как ты — снимаешь новый фильм?

Однако отделаться от Дерека было не так легко.

— В наше время нужно много денег, чтобы начать издательскую деятельность, — продолжал он, по-прежнему пристально глядя на меня. — Большинство издательств, появившихся после войны словно грибы, сейчас испытывают серьезные трудности… Дерек вдруг замялся, и сразу выражение его глаз стало каким-то проказливым. Без всякого труда он мог стать обаятельным человеком или жестоким и ехидным дьяволом. Но сейчас у него на лице появилась столь памятная мне улыбка, и я почувствовал огромное облегчение, поняв, что сегодня он намерен быть очаровательным.

— По-моему, ты хочешь выпить, — выпалил Дерек. — Во всяком случае, я хочу после этой гадости. — Он взял меня под руку и вывел из аптеки. На улице он спросил:

— Ты написал что-нибудь, Нейл? Ведь те твои одноактные пьесы, что я ставил тогда, были вовсе не плохи.

— В Австрии я написал пьесу, но ты же знаешь, что у нас сейчас в театрах ставят лишь мюзиклы и всякое старье, и даже известные драматурги не могут пробиться. Да и кроме того, я вовсе не уверен, что пьеса у меня получилась.

— Вижу, что ты хандришь сегодня. Но ведь жизнь наша — забава, и не следует принимать ее всерьез. В самый последний момент обязательно подвернется что-нибудь… Тебе нужна работа?