Одинокий колдун - [67]

— Под кроватью, — с легким презрением подсказала Малгожата, сама достала и отдала старику искомый предмет — обломившийся кусочек своей плоти.

— Что-то тут не так. Я о таком не слышал. Из бабы ведьму завсегда можно сляпать. А чтобы ведьму простой бабой сделать, я такого не слышал и не читал. Ты сама понимаешь, что произошло? — обратился он к девушке, впиваясь в ее лицо подозрительными заплывшими глазками.

Она молча покачала головой.

— Я ей дал свою кровь, с этого все началось: болезни, изменения. Малгожата внешне сильно изменилась, — подсказал Егор.

— Сиди здесь, — распорядился поп, для наглядности показал девушке на постель. — А ты иди со мной, поговорим...

Поп плотно закрывал за собой двери, а когда они расселись на кухне, еще и накинул на кухонную дверь свою огромную мокрую рясу. «Посохнет, — заметил, — заодно и болтовню приглушит».

И тут же попытался ухватить быка за рога. Егор заранее знал, что поп взбеленится, когда узнает, что одна из ведьм оказалась в его доме, потому и согласился пить водку: думал, что поп станет подобрее и менее резвым в порывах.

— Ты говно, ты сволочь, — попытался втолковать ему поп. — Кем бы она ни была, она несет для тебя и для твоего долга погибель.

— Она не ведьма.

— Откуда ты знаешь? Ее могли запрограммировать на что угодно, на потерю знаков ведьмы, на потерю силы, им же будет вполне достаточно, если она прикончит тебя.

— Они не могли знать, что я привезу и вылечу ее. Только вчера она позвонила сестре, пыталась сказать, где лежит. Но я успел, а она не успела...

— Ее надо прикончить! — шепотом вскричал старик, и с беспомощной судорогой отчаяния на лице забарабанил по столу обоими кулаками. — Щенок, дрянь, сучонок, ты же просто втюрился, ты тащишься, глядючи на нее. Она теперь знает, что ты колдун дерьмовый, ни фига не смыслишь и не можешь?

Егор кивнул. Но возразил:

— Ты обвиняешь ее, даже не спросив, чего хочет она сама.

— А что толку ее спрашивать? Ты не знаешь, а я знаю, что три сестры и их мамаша, пусть даже старая карга в городе отсутствует, они не существуют сами по себе. Они образуют одно целое, которое способно управлять и повелевать любой из составных частей. Эта девица может не сознавать, что делает, может думать, что хочет добра или независимости, а в то же время ее руками или ее телесами главная сестра вместе с Вандой будут готовить убийство.

— Она перестала быть ведьмой. Она сбросила кожу, волосы, поменяла цвет глаз. Я не думаю, что сейчас Малгожата подвластна своей родне, — убежденно сказал Егор. — Дай мне пару дней, если я увижу, что ты прав, я прогоню ее.

— Убей ее, а если не можешь, я убью. Я чувствую, что она не человек. Она стала чем-то, о чем мы не знаем. Это самое худшее — находиться рядом с неизвестным, не зная, чего от неизвестного приходится ожидать. Ты, как всегда, слаб, сентиментален, глуп.

— Ты ошибаешься, — покачал головой Егор. — Я сильно изменился, даже сам удивляюсь, насколько сильно. Я не знал, что способен атаковать ведьму, а сделал это. Понятия не имел, как лечить, а вылечил девушку. И это далеко не все, чем я смог овладеть.

— Я пойду, а то очень хочется придушить ее собственными руками, — пробурчал старик; повздыхал, словно надеясь, что Егор передумает, накинул опять на себя рясу и вышел вон из квартиры.

Малгожата пришла на кухню и села напротив Егора.

— Не понравилась я твоему старику, — сказала просто так, для констатации факта.

— Ты все еще хочешь пойти к сестрам? — спросил Егор. — Если да, то иди, ты выздоровела, и я не держу тебя.

— Нет, — она замотала головой, чуть не свалившись со стула. — Я освободилась, и все ваши проблемы утратили для меня смысл. Я это поняла, пока тебя не было. Мне хочется свободы, хочется пожить одной, привыкнуть к такой вот, нормальной, что ли, жизни.

— Они схватили моего брата. Он салага, пацан, мы познакомиться толком не успели... Гаврила Степанович спился, а пацан оказался без присмотра... Может быть, они хотят поменять брата на тебя? — глухо, отвернувшись, рассказывал он Малгожате, очень боясь увидеть на ее лице скуку или отвращение, ведь она пожелала не прикасаться к «его проблемам».

Малгожата сразу не ответила. Егор смотрел на зеленые перья луковиц, что тянулись из ящика с землей на подоконнике к свету за окном. Во дворе брезжил серый рассвет. Надо было спешить, чтобы как можно быстрее нанести ответный удар по сестрам.

— Ладно, я иду с тобой...

Так она сказала на рассвете. Через час, когда солнце зажгло золотые блики на шпилях Адмиралтейства и Петропавловской крепости, они стояли на Аничковом мосту, возле вздыбленных коней и утомленных юношей с белыми потеками птичьего помета на бронзовых шевелюрах и лицах.

— Ты не жди обмена. Им на меня плевать, им ты, твоя смерть нужна, — тихо шептала Малгожата, идя рядом с колдуном.

Егор кивал, словно бы и сам предвидел это.

— Я не уверена, что смогу с ними воевать. Вообще не знаю, как поведу себя... там.

— Мне кажется, что с тобой все будет как надо, — вдруг заявил ей Егор, застенчиво улыбаясь.

— Знаешь, — неуверенно покосившись на него, заявила она, — мне почему-то сейчас почудилось, что никакой ты не колдун вовсе. А очень милый и неудачливый парень, и тебя прямо-таки хочется пожалеть...