Одинокий колдун - [44]

Онемели все: актеры, зрители, вахтерши в проходах. Смотрели на пламя, не понимая, что произошло. Егор перепрыгнул с занавеса на веревки под потолком. Огромное полотнище материи, объятое завывающими языками огня, рухнуло на сцену, покрыв людей, собак, разнося искры и хлопья тлеющих обрывков по всему помещению. Вспыхнули доски, в зал прыгали горящие люди и опаленные собаки с дымящейся шерстью. Разгорался пожар, начались паника и давка. Началось смертоубийство у окон и дверей — все спасали свои жизни...

Фелиция и Ханна, которую Егор сразу узнал, не уходили со сцены до конца, когда уже всё деревянное пространство сцены полыхало ревущим тайфуном. Что-то визжали, тянули руки к задыхающемуся в дыме и жару под потолком Егору. Надеялись, что он рухнет вниз. Но он раскачался на веревке и прыгнул, рухнул сквозь стену огня в дальние закулисные помещения. Отбежал по коридорчику в административную часть здания. Выждал, не проскочат ли сюда Ханна и Фелиция — но, кроме клубов черного дыма, никто за ним не следовал.

Горящую рубашку он сбросил сразу, а сюртук вообще остался на сцене. Слегка дымились башмаки, ноги в них будто жарились заживо — поэтому избавился от обуви. Ладонями затер тлеющие дыры на штанах. Надо было выбираться на улицу. Он думал о том, что кто-то, кроме девиц, мог остаться на сцене, но вернуться и искать кого-то было невозможно — плотный жар толкал прочь его, выдавливая из коридора куда-нибудь подальше. Он выбил стекла в двойной раме, спрыгнул из окна на задворки клуба и босой, в одних штанах вышел во двор, где толпились люди, спасшиеся из зала.

Заезжали, рассекая плотную толпу, машины пожарных и милиции. На руках выносили задавленных в сутолоке людей, передавая тела в машины скорой помощи. Огонь еще не вырвался из зала в фойе, кто-то из смельчаков таскал из гардеробной охапки одежды. Били на крышу и в окна второго этажа струи воды из шлангов. Гуськом команда пожарников в красных брезентовых робах отправилась на поиски людей. Из куполообразного возвышения на крыше клуба валил дым, вся крыша светилась, а кое-где с чердака в ночное небо прорывались острые лисьи оскалы первых языков пламени. У дверей клуба стояла девушка, ее непокрытые белые волосы трепал ветер, она с отчаянием следила за выбегающими из клуба. Егор узнал и ее, меньшую дочку Ванды. Вспомнил, что дочки Ванды оказались знакомыми Фелиции, могут уже знать, где он живет. В опасности и брат, и Гаврила Степанович. Ему надо было уходить. И он пошел прочь.

И думал о том, почудилось ему, или взаправду он видел там, в зале, когда болтался на веревке, лицо Малгожаты. Он помнил ее, он ждал ее и спустя десять лет...

10. Крот на прогулке

Не сразу, но уверенно и властно судьба вернула Егора к прежнему существованию крота, зарывшегося внутрь безопасного, холодного одиночества. Минуло две недели после пожара в клубе. Он теперь поселился на Васильевском острове, недалеко от Университетской набережной. Работал дворником при школе и проживал в служебной комнате. Ничего не знал (и не пытался узнать) о соратниках по театру, о Фелиции. Единственным человеком, которому Егор дал новый адрес и разрешил наведываться, был его брат Димка.

Гаврила Степанович все еще не вернулся из командировки, поэтому никаких скандалов и обсуждений по поводу отъезда Егора с квартиры и из семьи не было. Сам Димка откровенно радовался: пустая хата была очень кстати для его компашки, они очистили уже два киоска, складировали трофеи у Димки, там же бурно праздновали свои победы, пили за смелость и за богатство.

Стоял январь. Снега навалило, не в пример декабрю, много. И ночные холода накрепко мостили дворы и тротуары слоями грязного, прочного льда. Работы у дворника Егора было очень много, вставал в пять утра, до обеда шуровал ломом, сечкой — такой тяпочкой для колки льда, фанерной лопатой. После обеда таскал в кучу мусор, иногда сжигал его, если мусоровозки «динамили» его объект, лез на крышу школы и кидал вниз снег и сосульки. Еще надо было разбросать по дорожкам и тротуарам песок с солью, таская за собой на санках ящик этого добра. Тяжело было, так ведь и хорошо, сил и времени на думы и треволнения не оставалось. Директорша, Тамара Ивановна, возлюбила нового дворника за трезвость, трудолюбие и покладистость. Разрешила кормиться остатками в школьной столовой, дала еще полставки (70 руб.) плотника — и он чинил ограду, врезал в двери замки, вставлял новые стекла вместо выбитых. Пацанам негде было резвиться, в футбик гонять, кроме как в небольшом дворе, потому стекла звенели и сыпались частенько.

По ночам он не спал, размышлял о них: о Фелиции и Малгожате. Например, хотел понять: кого он сейчас любит? От первой и последней ночи с Фелицией остался мутный осадок. От последующих дней, особенно от ее зверств на премьере «Гамлета» — отвращение, смешанное со страхом. Но он догадывался, что это была уже не Фелиция, это ведьмы наспех слепили из нее нечто похотливое, злобное, кровожадное. И во всем его вина: он не должен был сближаться с актрисой, из-за него ведьмы обработали девушку. Жива ли она? И если жива — может быть, он смог бы помочь ей? Для этого надо ее найти. Или нельзя? Ведь рядом с ней находятся ведьмы, поджидая его.