Одинокий колдун - [3]

Ханна крыс не боялась, а ее мамаша так вообще любила и приваживала. Не обращая внимания на общественность. Разок по анонимному звонку приезжали санитары с баллонами и опрыскивателями, чтобы мусорку и подвалы ядами обработать, — так запретила, чуть метлой не отлупила. Сказала внаглую — крыс и мышей совсем почти нет, а если и есть, сама разберется. Крысы были главными животными во дворе: мыши еще прятались на верхних этажах и чердаках (где уживались с полчищами летучих сородичей), коты и дворняги удирали от крысиных стай как оголтелые. Смирно посиживали поодаль помойки, дожидаясь, пока крысы нажрутся и уйдут восвояси в теплые мокрые подвалы. Тогда уже одичавшие животные решались кормиться сами, да подраться между собой. Егора, например, страшно возмущала эта несправедливость. Он приманивал во двор чужих диких псов и котов, жертвуя нечастой в их семье колбасой, чтобы чужаки победили крыс. Но в считанные часы крысы усмиряли новичков, иногда запросто загрызая их на страх людям и животным, на радость семейству дворничихи. Истерзанные вонючие трупы Ванда подолгу не убирала с помойки.

А сейчас Ванда развалилась на лавочке: жирная, в грязном затрапезном халате, обнажившем белые тучные ляжки с редким длинным волосом, огромный штопаный бюстгальтер и серые рейтузы. Несколько подобострастных старух расселись вокруг и слушали ее смачные, сдобренные матом и непристойностями истории о былых подвигах. Егору показалось, что Ванда видит его, даже грозит рукой. Он на всякий случай на другую ветку перелез и стал исследовать угол двора, где дымила котельная.

Старик истопник сидел на завалинке, на нижней губе его болталась бумажная трубочка «беломорины». Все пацаны считали его безобидным и глупым, а Егор почему-то думал, что старик хитер и себе на уме. Может быть, это от собственной запуганности мальчик всех подряд страшился? И тут сам истопник задрал голову, легко встретился взглядом с таившимся в листве Егором, махнул приветливо рукой: слезай, мол, ко мне... Егор задумался, покивав в ответ — а вдруг, если это здорово? Он вотрется в доверие, обзаведется взрослым союзником и защитником. Если что, в котельной от врагов спрятаться можно будет. Глубоко вздохнул, чтобы расчистить сомнения, и полез вниз.

Когда спрыгнул на землю, Ханна заметила его, крикнула угрожающе, кинула камень. Егор пригнулся, шмыгая по кустам, замел следы, а потом прокрался к котельной. Настороженно вышел к старику, готовый если что, дать стрекача.

На самом деле, понял Егор, истопник вовсе не был старым. Не старше отца Егора. Наверно, он был больной и одинокий, и стал совсем плохо выглядеть. Редкие сивые волоски, стриженные под полубокс, поблескивали от пота на коричневом морщинистом черепе; какие-то пятна виднелись на воротнике выцветшей цветастой рубахи. На Егора без всякого выражения смотрели глубоко запрятанные блеклые глаза с укрупненными зрачками, колючая седая щетина как плесень укутала худое, изрубленное складками, загорелое лицо. Он весь был очень худой, даже изможденный. Налил себе в стакан из бутылки жигулевского пива, и Егор увидел, как дергаются под тонкой прозрачной кожей на руке старика косточки и узлы сухожилий. Егору становилось все более страшновато.

— Пить хочешь? — глухо, слабым голосом спросил истопник.

Егор кивнул, получил полстакана пива, с любопытством посмотрел, как шипит, истончаясь, в сосуде шапка белой пены. Пиво он пил впервые в жизни, сделал несколько глотков, и лишь потом почувствовал, какое оно горькое. Скривился, замотал головой. Хотя чем-то пиво понравилось.

— Запить надо, — понимающе кивнул истопник. — Сходи в котельную. Там на столе графин с водой. Тащи графин сюда.

Мальчик вошел в котельную.

2

Внутри было гораздо больше места, чем в их коммунальной комнате. Первым делом Егор подбежал рассмотреть огромную топку с двумя дверцами. Вся топка, как чудовищная неправильная бочка, скрипела, сочилась струйками дыма, будто дышала. Металл на дверцах раскалился, светился красным. Внутри глухо и надрывно завывало пламя. Пахло дымом, приятно пахло, как в деревне у бабушки, там Егор мог подолгу нюхать носом около растопленной печи.

Разные, огромные и тоненькие, трубы выныривали из под земли, влезали в котельную со всех сторон сквозь стены. Скрещиваясь, извиваясь, они втыкались одна в другую, а самые толстые подползали к огромному чану над топкой. Трубы были разных цветов: в черной копоти и в белых цинковых обертках, еще выкрашенные синей и красной краской, они напоминали огромный клубок змей, застывших в схватке. В головке Егора слегка зазвенело после пива; ему почудилось, что трубы лишь притворяются застывшими, а сами вот-вот набросятся на него. Он отошел подальше от труб и от топки, к стене. У стены валялся железный лом, мотки проволоки, горбыли и ящики с гвоздями и инструментами. Громоздилась в дощатом коробе груда черного блестящего антрацита.

За выгородкой из двух больших листов фанеры он обнаружил жилой угол: самодельный кривой стол, низкий топчан, обитый вонючим дерматином. Почему-то сильно пахло свежей древесиной, на полу валялась щепа. Егор заинтересовался и нашел груду, прикрытую рогожей. Откинул край тряпки: ровно сложенные колья, метра полтора в длину, все как один остро затесанные, лежали под тряпкой. Егор не удержался, взял на пробу один кол, повертел в руках — он очень пригодился бы мальчику для защиты от врагов, легкий, надежный. Никто бы не усомнился, что перед ними вовсе не фашист, а русский богатырь. Вроде Алеши Поповича. И решил Егор присвоить колышек.