Одинокий друг одиноких - [61]

Нынешние овцебаряны чуть меньше боятся, зато больше отчаиваются и озверевают. Пастухи те же. Место рухнувшей идеолжи занимает откровенная наглость и простое кидалово.

Молчание, снова и снова

присяга на верность тебе,

а слово, а честное слово

застыло, как кровь на губе.

А Слово является свыше

и жалит, и жжет, и кипит…

Но тот, кто сказал, не услышан,

а тот, кто услышан, убит.

И тем намекается тонко,

что истиной щей не хлебать,

что вечно господство подонков,

что им нас топтать и клепать,

а кто не дает — оклеветан,

а кто не оболган — забыт,

и спрятан за Новым Заветом

Евангельский Следопыт…

Положение с доверием-недоверием в нашей жизни напоминает сахарную смерть — диабет.

Чем больше лжи, тем меньше доверия. А чем меньше доверия, тем больше лжи нужно, чтобы доверие вычерпать. Цепная реакция: ложь — недоверие — ложь — недоверие — ложь — и т. д. может идти быстрей или медленней, но ведет к одному: к смерти любви, к смерти отношений, к смерти души.

К отчуждению и вражде, ведущим и к смерти физической, смерти тотальной. Когда недоверие превышает роковой уровень — именно: более 37 % сообщений на единицу жизни недостоверны — человек резко утрачивает человечность, душевно мутирует, и мы оказываемся не в зверином даже, а в нежитейном, бредовом мире, в кошмаре, где невозможно общение, только война без правил. Мир необратимо убывающего доверия, мир лжизни (термин Георгия Гачева) приходит к самоубийству духовному, а затем и физическому. Может быть, именно из таких миров, в их конечном счете, и образуются антимиры, черные дыры…

Ложь должна быть грандиозной, поучал Гитлер, — не мелочиться, шарахать по мозгам. Но и лопается грандиозная ложь с грохотом и ускоренно, как и произошло с ложью гитлеровской. Практичней смешение правды и лжи, правдоподобие, правдоложие — заметил еще Макиавелли; к этому и пришли на Западе, а после грохнувшегося совка доперли и наши.

Как жить, себя спрашиваю, и зачем жить, когда жизнь пронизывают щупальца недоверия?

Как и зачем жить, когда недоверие составляет основу жизни человечества на земном шаре, жизни твоей страны, социума, от которого зависишь по рукам и ногам — и мало ему этого, чудовищу недоверия, всего мало!

Недоверие и в семью залезает легко, любовь придушивает одной левой, из детей делает одиноких невротиков, преступников и уродов.

Не счесть, сколько наблюдаю — и как психотерапевт, и как просто живущий — дел, отношений, дружб, любовей, семей, жизней, погибающих дьявольской смертью — утратой доверия.

…Как жить в мире недоверия? Ответ: как на войне. Зачем жить в мире недоверия?

Ответ: чтобы победить.

Так весело иногда, о мой Друг,

так весело иногда До и После

перегороженной свалки,

которую называют жизнью.

Бесы скачут передо мной

и бесятся,

жутко бесятся, потому что

впустую все у них получается

и смешно.

В глаза мне лезут напрасно —

в упор не вижу.

Вопят в уши зря — вплотную не слышу.

Удары наносят безрезультатно —

я принимаю их,

как зеркало принимает тьму:

нечего отражать.

О, как душа моя бесит бесов!

Я им сочувствую,

но ничем помочь не могу,

просто знаю их,

просто знаю.

Так весело иногда, о мой Друг,

иногда так весело… До и После…

Да, это война, Друг мой. Против насильника, против хищника и людоеда во всех обличиях,

Против лжизни. За возможность доверия. За выживание души. За большее, чем выживание.

Мне вечерами нынче неохота

настраивать струну на злобу дня.

Пусть в продуктовой лавке патриота

посуда перебьется без меня.

Пускай со сладострастием микроба

деньгастый жлоб живет сейчас и здесь.

Жлобу лафа, жлоба лобзает злоба,

и он умрет — всегда, везде и весь.

А мне бы что с деньгами, что без денег

свести вничью со временем игру.

Я над собой трудящийся бездельник,

по сей причине весь я не умру.

Ген подлости ревет и торжествует,

на Вечность и Бессмертие плюя,

поскольку таковых не существует!

«умри сегодня ты, а завтра я».

Ему, однако, что-то обещают

невидимые струны бытия

и прозорливой солью угощают:

посмотрим, завтра очередь твоя…

Дозволь мне, Боже, взгляд сосредоточив,

любить сегодня, завтра и вчера,

и зажигать свечу на праздник ночи,

и доживать с надеждой до утра.

куда делся простой народ

Люблю помогать шахтерам, швеям, литейщикам, слесарям, бабушкам исчезающего деревенского образца. Интеллигенты, аристократы духа встречались всегда среди всех сословий. Но вот сословий-то уже почти не осталось.

Так называемый простой народ не был простым никогда. Не было человека, не загруженного историей и не искривленного современностью. Были охотники, земледельцы, ремесленники, мужики и дворяне, образованные и необразованные, но не было бескультурных.

Необразованные несли из века в век свою почвенную культуру. Это были местные люди.

Глобализация перетапливает их в повсеместных. Время стремительно погребает остатки почвенности — их накрывают и поглощают общечеловеческие реалии.

Сегодня «простым человеком» мы можем считать разве что ребенка до года. Далее перед нами уже человек современный и сложный.

Во множественном числе человек этот образует массу не помнящих родства, не имеющих ни сословных, ни профессиональных, ни духовных традиций людей, все более повсеместных по культуре, все более местных по интересам и все более одиноких. Все мы теперь — всемирное профаньё, с некоей долей принадлежности к своему времени и пространству.