Одинокие женщины - [116]

— Пятьдесят — еще не старость, — торопливо возразила Диана.

— Я не делаю из этого секрета, — продолжал он, — и презираю людей, скрывающих свой возраст. Возраст ничего не значит.

Их первое свидание в Нью-Йорке было обставлено со всевозможной галантностью и шиком. Лео знал в этом толк.

Они обедали в «Лютеции», где его привычки были давно известны.

— Я всегда обедаю здесь, когда бываю в городе, — сказал он. — Надеюсь, и тебе нравится обед в зимнем саду.

Их усадили за лучший столик и превосходно обслужили — мелочи, которых ни разу не сподобилась Диана. Зато теперь весь персонал тянулся в струнку перед таким видным мужчиной. Ну и перед ней — заодно.

— Сегодня — своеобразная годовщина, — сообщил Лео, как только они уселись. — Исполняется ровно семь лет с того дня, как мы расстались. И если позволишь, я бы заказал для начала шампанское.

— Конечно! — согласилась Диана, слишком потрясенная тем, что сидит вот так, в трех футах от Лео, чтобы думать о таких низменных вещах, как еда.

— Отлично, — улыбнулся он.

И хотя на протяжении всего обеда Лео не говорил ни а, ни б, у Дианы не возникало сомнений по поводу серьезности его намерений. В то же время он поразил ее откровенностью, излагая историю своей семейной жизни.

— Моя жена, — говорил он, — с которой ты, по-моему, так и не успела познакомиться, поставила своей целью переспать со всеми мужчинами младше девяноста лет, обитавшими в окрестностях Нью-Хейвена. Профессора, мальчишки из обслуги, сексуально озабоченные студенты, диск-жокеи, даже наш настройщик фортепьяно. Анна решила, как говорится, всех уравнять в правах, не обращая внимания ни на расу, ни на вероисповедание, ни на происхождение. Ее объятия оказались шире, чем у статуи Свободы. Но подобная «демократичность» сослужила ей неплохую службу, она уже состоит в правлении одной из партий.

Диана была потрясена. Как такое могло случиться? Почему жена такого гиганта мысли и — если память ей не изменяет — такого страстного любовника предпочла вести себя как последняя сучка? Она сгорала от любопытства, но не смела перебивать.

Впрочем, ей и не требовалось задавать вопросы — Лео нынче вечером превратился в настоящий источник откровений. Он поведал Диане, как долгие годы прожил в счастливом неведении, не подозревая о вероломстве жены. Будучи доверчивым мужем и преданным отцом, он, кроме того, еще и являлся опорой во всех ее начинаниях. Ведь не кто иной, как Лео, настоял на том, чтобы она не бросала учебу, не кто иной, как Лео, внушил ей веру в свой талант, который в противном случае так и остался бы нереализованным.

— Если бы не моя поддержка, — продолжал Лео, — Анна так и не получила бы докторскую степень, а ведь потом она искренне радовалась тем небольшим успехам, которых добилась.

— Небольшим! — ахнула Диана. Анна Фрэнкленд была признанным научным авторитетом в отечественной истории, лауреатом премии Пулитцера. — Да ведь ее книга по джефферсоновской демократии просто замечательная. Там так много интересных мыслей…

— Спасибо, — улыбнулся Лео, — и извини, что позволил воспринять твой комплимент на свой счет. Эта книга никогда не увидела бы свет, если бы не моя настойчивость и помощь в работе. И ее ни за что бы не напечатали, если бы издатель не оказался моим давнишним приятелем. Мне пришлось на него нажать.

Диана предпочла не вдаваться в подробности. Она вовсе не была настолько уверена, что слава Анны Фрэнкленд на самом деле принадлежала ее мужу. Очевидно одно: Лео настолько убит горем, что не в силах это скрыть. Все его так гнусно предали: и жена, и ученики. И Диана чувствовала, что последнее было особенно болезненным ударом.

Каждый год в сентябре Лео выбирал одного из студентов-третьекурсников (как выбрал когда-то и ее), чтобы взять под свое покровительство и вывести в люди. И этим немногим избранникам Лео отдавал себя без остатка — пестовал их, холил и лелеял, словно породистых жеребчиков для чемпионских скачек.

Задолго до выпускных экзаменов Лео приискивал своим ученикам отличные места для работы. Для этих счастливчиков открывалась прямая дорога в высшие эшелоны власти. Если бы воспитанникам Лео пришло в голову объединиться в клуб, его членами стали бы многие юридические гении нынешней Америки. И Диана, ожидавшая партнерства в «Слайтер Блэйни», не могла не гордиться принадлежностью к такому кругу избранных. Федеральный судья как-то в шутку назвал их «мафией Фрэнкленда».

Два года назад выбор Лео пал на Барта Шафермана.

— Блестящий студент, — хвалил его Лео, — ловил буквально все на лету — этакая поверхностная одаренность, характерная для образованных евреев. И к тому же прирожденный спорщик. Да, теперь-то мне ясно, что он вовсе не настолько талантлив, как показался сначала, но все же выдающаяся личность, этого у него не отнимешь. В Вашингтоне его с радостью взяли бы в любую юридическую фирму. И представляешь, что он выбрал? — Лео горько рассмеялся. — Захотел работать на Ральфа Надира, защищать права потребителей. Я сказал ему: «Барт, это глупо. Ты хоронишь себя заживо». Я столько вложил в него, чтобы обеспечить ему будущее, и, естественно, не хотел, чтобы все это пропадало втуне. И тогда, Диана, — он на секунду замолк от огорчения, — я устроил ему предложение, от которого нормальный человек не смог бы отказаться. Как по-твоему, какая должность является самой вожделенной для только что получившего диплом адвоката?