Одинокие думы - [2]
Непохожи они во всём, что важно для мира: глава Католической Церкви - и простой монах; ангельский старец - и странный, безвременно умерший человек; чистейший простец из крестьянской семьи - и выходец из богемы, прошедший малопривлекательный путь не то хулигана, не то представителя «золотой молодежи». Однако «добрый Папа» сразу узнал своего, прочитав книгу молодого трапписта, и так умилился, что послал ему столу, в которой был интронизирован. Общее у них настолько просто, что о нем и говорить бы не стоило, если бы оно не было таким редким, особенно - в прошедшем веке.
Честертон говорит, что святой - противоядие против того греха, который преобладал в его дни. ХХ век, еще больше прежних, помешался на гордыне, от жалкого самоутверждения до «демонических твердынь». Оба великих соработника Бога, жившие в этом столетии, были исключительно смиренны, и в этой книге смирение Мертона выражено яснее всего.
Казалось бы, сколько раз это сказано и просто показано в притче притч - о блудном сыне, но первородный грех залепляет нам уши. Проповедники знают, как непрестанно приходится спорить «на две стороны» - и с апологетами самоутверждения, которых так поддерживают психологи, и с апологетами отчаяния. Собственно говоря, это скорее две фазы, чем разные стороны. Цепочка примерно идет так: «Ну, я человек хороший» - «Ой, вроде бы нет!» - «Ну, тогда на свете сплошной ужас».
И Иоанн XXIII, и Мертон смиренно признавали свое ничтожество и благодарили Бога за незаслуженную безмерную любовь. Перед нами - книга, свидетельствующая об этом. Как обычно, кто-то найдет в ней «радость узнавания», кто-то - набор приевшихся - да и сомнительных - трюизмов. Но, к нашему счастью, всегда есть и третьи, для которых это - новость, Благая весть, дающая мир и свободу.
Н. Трауберг
Москва, 14 марта 2003
Одинокие думы
От автора
Мои размышления, быть может, порадуют благосклонного читателя, который хоть что-то нашел для себя в моих книгах «Семена созерцания» и «Человек - не остров». Вся ценность моих трудов, если у меня вообще получилось что-нибудь стoящее, в том, что, в известном смысле, я писал для себя и своих единомышленников. Прежде всего это касается второй части, которую я назвал «Любовь к уединению». Тот, кто знаком с поразительным «Миром тишины» Макса Пикара, поймет, как повлиял на автора этот швейцарский мыслитель.
Предисловие
Собранные в этой книге заметки появились в 1953- 1954 годах, когда автор - по милости Божией и благорасположению настоятеля - мог чаще бывать и молиться в уединении. Это объясняет, как возникло название, но ничуть не означает, что получилась автобиография. Здесь нет ничего личного, частного, как нет и рассказов о каких-то духовных приключениях. У автора, собственно, их и не было, а если бы и были, он не доверил бы их бумаге. Перед вами всего лишь его раздумья о созерцательной жизни.
Здесь, конечно, нужна оговорка. Вполне может оказаться, что столь важное для автора совсем не важно для людей, далеких от монашеского призвания. В этом смысле книга получилась вполне личной. В ней есть и обобщения, и наблюдения en passant*, иногда почти банальные. Эзотерического в ней нет ничего. И все же тому, кто писал эти строки и ведет не вполне обычную жизнь, дороги его размышления об одиноком предстоянии Богу, безмолвной беседе с Ним, о том, как, пребывая наедине с собой, мы бываем связаны друг с другом. Добавлю в скобках, что для ордена, к которому автор принадлежит, его образ жизни - совсем не идеал; в сущности, это - идеал отшельнический*.
С тех пор как появились эти заметки, в жизни их автора, разумеется, многое переменилось, и некогда высказанное им дало со временем самые неожиданные всходы.
В век тирании, когда человек обесценен и унижен, должны быть услышаны все, кто здраво судит о его внутренней свободе и праве быть наедине с самим собой. Бездуховная цивилизация губит человека, оглушая его своим грохотом, и нельзя допустить, чтобы она заглушила голоса ее неутомимых разоблачителей: христианских святых, восточных мудрецов, подобных Лао-цзы и мастерам Дзен; мыслителей, подобных Торо, Мартину Буберу и Максу Пикару. Легко говорить, что человек - «общественное животное». Это очевидно. И все же никто не вправе превращать его в винтик безликого механизма - светского или религиозного.
Общество, в сущности, жизнеспособно лишь до тех пор, пока не посягает на одиночество своих членов. Оно и зовется «обществом» только потому, что сложено не из масс или безликих единиц, а из личностей. Личность же немыслима без свободы и ответственности, а они, в свою очередь - без внутреннего одиночества, целостности, чувства собственной реальности, способности отдать себя обществу или отказать ему в этом даре.
Растворяясь в безликой, движимой слепыми инстинктами толпе, человек теряет свою человечность, целостность; он не может ни любить, ни владеть собой. Если люди не знают внутреннего одиночества, то их соединяет уже не любовь, а наглая и жестокая власть. Эта власть отнимает принадлежащую им по праву свободу, и всё общество разлагается, пораженное ненавистью и раболепием.
Томас Мертон (1915-1968) – монах-траппист, один из самых значимых и известных англоязычных духовных писателей XX века. Эссе об одиночестве он писал в одно время со своими лучшими книгами. В нём он не столько оправдывает христианских отшельников, сколько пишет об одиночестве, присущем каждому, о его тяготах и ценности. Эссе – «крик птицы на рифах или – крик вдогонку человечеству, которое со всех ног бежит от живительного для души одиночества, подгоняемое всё более неотвязными развлечениями.
Тексты американского мистика, католического монаха, религиозного писателя Томаса Мертона (1915 - 1968) начали выходить на русском языке только в начале 1990-х годов, но уже нашли своего читателя. Изданные несколько лет назад "Одинокие думы" (2003), "Философия одиночества" (2007) и "Семена созерцания" (2009) разошлись в считанные недели. Выкладываю первые главы не переведённой пока на русский язык книги Мертона "Внутренний опыт: Заметки о созерцании".
Имя Томаса Мертона — писателя, монаха, мистика, поэта, социального и литературного критика, переводчика и комментатора — недостаточно известно российскому читателю. Давняя публикация его переписки с Борисом Пастернаком в “Континенте”; тонкая книжечка “Новые семена созерцания” (М., 1997) и несколько случайных статей и стихотворений, затерявшихся в море “благочестивой” печатной продукции последних лет; его биография, написанная Джимом Форестом (Джим Форест. Живущий в премудрости. — М.: Истина и жизнь, 2000); восторженное, но далеко не всегда верное изложение его взглядов в религиозно-философских отделах толстых газет и солидных журналов; фантастические пересказы его биографии в Интернете, которые даже не хочется опровергать; наконец, тенденциозная статья в поп-энциклопедии “Мистики ХХ века” (главный на сегодняшний день источник информации для оккультно ориентированных энтузиастов Мертона) — вот, похоже, и все.Между тем, книги Мертона — а их более семидесяти, включая дневники, которые он вел всю жизнь, и обширнейшую переписку, — тридцать пять лет спустя после его смерти продолжают переиздаваться, новые биографии и воспоминания выходят в свет, в разных странах возникают общества изучения его наследия, количество диссертаций и научных работ, интерпретирующих его творчество, исчисляется сотнями и увеличивается с каждым годом.Определенно, этот монах с широкой улыбкой на загорелом лице и крепкими руками крестьянина представляет собой загадку.
Перевод А. МищенкоОригинальное издание: Дайсэцу Судзуки«Мистицизм христианский и буддийский».Киев, «София», 1996.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этой книге подробно освещаются все важные темы духовной жизни. Они касаются не только христианской мистики, но и эзотерических традиций других религий, развития современного естествознания и достижений трансличностной психологии. В книге подробно описаны психологические аспекты внутреннего пути, его глубинные структуры и стадии, техника созерцательности, обхождение с чувствами, превращение тени и значение депрессии в процессе трансформации. Сообщения людей, которые начали вместе с патером Виллигисом свой внутренний, созерцательный путь, свидетельствуют о преобразующей силе мистического познания и указывают на изменение, которое может открыться в каждом человеке.
В настоящем издании изложены основные отличия современного римо-католичества, возникшие в течение прошедшего тысячелетия после отпадения последнего от Православия. Особое внимание уделено новому догматическому учению римо-католиков о Боге, спасении, Божественном Откровении и Церкви, принятому на II Ватиканском соборе (1962-1965). Рассмотрены особенности духовной жизни католичества, цели и сущность «воссоединения» и «полного общения» Православной Церкви и католичества.
В статье рассматривается трактовка образа Девы Марии в ряде стран Латинской Америки в контексте его синкретизации с индейской и африканской религиозной традицией. Делается вывод о нетрадиционном прочтении образа Богоматери в Латинской Америке, специфическом его понимании, связанным с поликультурной спецификой региона. В результате в Латинской Америке формируется «народная» версия католицизма, трансформирующая постепенно христианскую традицию и создающая новую религиозную реальность.
Книга содержит авторское изложение основ католической веры и опирается на современное издание «Катехизиса Католической Церкви».
Рассказы и статьи, собранные в книжке «Сказочные были», все уже были напечатаны в разных периодических изданиях последних пяти лет и воспроизводятся здесь без перемены или с самыми незначительными редакционными изменениями.Относительно серии статей «Старое в новом», печатавшейся ранее в «С.-Петербургских ведомостях» (за исключением статьи «Вербы на Западе», помещённой в «Новом времени»), я должен предупредить, что очерки эти — компилятивного характера и представляют собою подготовительный материал к книге «Призраки язычества», о которой я упоминал в предисловии к своей «Святочной книжке» на 1902 год.
О том, что христианская истина симфонична, следует говорить во всеуслышание, доносить до сердца каждого — сегодня это, быть может, более необходимо, чем когда-либо. Но симфония — это отнюдь не сладостная и бесконфликтная гармония. Великая музыка всегда драматична, в ней постоянно нарастает, концентрируется напряжение — и разрешается на все более высоком уровне. Однако диссонанс — это не то же, что какофония. Но это и не единственный способ создать и поддержать симфоническое напряжение…В первой части этой книги мы — в свободной форме обзора — наметим различные аспекты теологического плюрализма, постоянно имея в виду его средоточие и источник — христианское откровение. Во второй части на некоторых примерах будет показано, как из единства постоянно изливается многообразие, которое имеет оправдание в этом единстве и всегда снова может быть в нем интегрировано.