Одиночный выстрел - [4]

Белые цветы в вишневых садах исчезли, и между плотным, блестящими с лицевой стороны, зубчатыми листьями появились зеленые завязи. Они быстро увеличивались в размере. В июне красные плоды-шарики уже мерцали в кронах вишни степной, к началу июля – на вишне-магалебке. Тем временем Елена Трофимовна, обеспокоенная участившимися прогулками младшей дочери неведомо где, решила отправить обеих сестер на летние каникулы к своим родственникам, проживающим под Одессой.

Домой Валентина и Людмила вернулись лишь 30 августа, к началу занятий в школе. Новая встреча с сердечным другом произошла опять-таки на танцах. Алексей Павличенко объявил юной красавице главную новость: после защиты диплома, которая состоялась в середине июля, он получил распределение и уезжает на работу в Херсонскую область, в крупный зерносовхоз «Заря коммунизма». Билет уже куплен и завтра он сядет на поезд. Людмила сильно опечалилась. Раньше Алексей говорил ей, что у него есть шансы остаться в Белой Церкви.

Несмотря на протесты старшей сестры, она вместе с Павличенко покинула вечер танцев в Доме культуры и отдыха. Наступал тот самый осенний вечер на реке Рось. Взявшись за руки, влюбленные пошли к давно изученному ими заброшенному саду. Там три десятка деревьев вишни-магалебки, отдав созревшие плоды людям, теперь шелестели на ветру желтеющими листьями. Лишенные живительной влаги, они тихо падали на землю и устилали ее мягким ломким ковром.

Алексей снял пиджак и постелил его под старым большим деревом, где листьев собралось великое множество. Они сели рядом, обнялись, и Людмила впервые поцеловала его сама. Лучший танцор города Белая Церковь расценил это как сигнал к решительным действиям.

– Если ты любишь меня… – зашептал он и начал расстегивать на ней блузку из легкой шифоновой ткани. – Только если по-настоящему любишь…

– Люблю, – ответила она.

– Тогда ты сможешь… Ты поймешь…

– Что мне надо понять?

– Я же не хочу с тобой расставаться, – горячими губами он касался ее обнаженной шеи, плеч, груди, заставляя соски твердеть.

– Подожди… Ну пожалуйста, подожди… – просила она ошеломленно.

– Единственная моя! Родная! Это – всего лишь миг…

Объятия возлюбленного были крепкими, и Людмила ощущала твердость и силу мужского тела. У нее у самой кровь приливала к щекам. Жар поднимался откуда-то снизу и волной охватывал сердце. Откровенные ласки сводили ее с ума. Она теряла контроль над собой, падала в бездну. Волшебная планета, усыпанная желтыми листьями, плыла в неведомой ей огромной Вселенной, и у Люды Беловой от ее движения кружилась голова.

Только внезапная острая внутренняя боль вернула ученицу восьмого «А» класса на нашу грешную Землю…

Алексей на следующий день и впрямь уехал. Она прогуляла четвертый урок алгебры и пятый урок украинского языка, чтобы проводить его на вокзале. Там она впервые увидела его родителей: Ядвигу Томашевну, статную красивую женщину лет сорока пяти, и Богдана Григорьевича, человека неопределенного возраста, из-за своего роста и телосложения похожего на большой шкаф. Кроме того, на вокзал явилась и та девушка, которая часто танцевала с Павличенко в Доме культуры. Только теперь вместо ярко-алого платья на ней был сиреневый плащ и шляпка из итальянской соломки.

Ничуть не смущаясь, Алексей познакомил ее с Людмилой, весело улыбнулся, поцеловал в щечку обеих своих поклонниц и сел в плацкартный вагон пассажирского поезда «Умань – Киев», следующего через Белую Церковь с получасовой остановкой…

Прошло два месяца.

На задержки Людмила по своей неопытности не обратила внимания. Они ведь случались и раньше. Но по утрам ее стала мучить тошнота. Еще ужасно хотелось соленых огурцов, которые прежде она не любила. Ее самочувствие становилось каким-то странным: то недомогание, то головокружение, то необъяснимая слабость. В конце концов Люда пожаловалась маме. Затем состоялся визит к гинекологу. Его диагноз: беременность со сроком примерно одиннадцать недель – застал семейство Беловых врасплох.

При разговоре с родителями Людмила не проронила ни слезинки и держалась стойко. Она его любит и ни о чем не жалеет. Он ее любит тоже, но уехал работать после окончания сельскохозяйственного техникума в Херсонскую область, в зерносовхоз.

– А что делать с ребенком? – спросил Михаил Иванович, неторопливо разминая пальцами папиросу «Герцеговина-Флор».

– Ребенок – это всегда дар Божий, – сказала Елена Трофимовна.

Она сама была, что называется, «из молодых да ранняя». В шестнадцать лет, едва окончив гимназию, вышла замуж, в семнадцать родила старшую дочь Валентину, в восемнадцать с половиной – младшую, Людмилу. По ее мнению, лишать жизни зародыш на таком большом сроке было бы величайшим грехом, который не искупить, не замолить никогда. Разве они не вырастят внука или внучку сами, если Павличенко откажется от малыша?

– У моего наследника или наследницы должен быть отец! – грозно произнес майор НКВД. – И этот хлыщ теперь не отвертится.

– Папуля, – взмолилась Людмила, – он пока ничего не знает. Он – не классовый враг, не шпион иностранной разведки, не кулак и даже не подкулачник…

– Молчи уж, – строго сдвинул брови отец. – Отныне твое дело – беречь себя, хорошо питаться, больше гулять на свежем воздухе… И вообще, готовься к свадьбе.