Одиночка - [16]
Томсон. И в этом тоже мы всегда пожалуйста.
Дворецкий. Вы ведь Джордж Смит, сэр.
Томсон. Смитик, ответьте ему.
Дворецкий. Я вас по фотографии узнал. Вы этих тузов как котят сделали. (Наплывом громкие голоса, музыка, смех из вереницы комнат.)
Томсон. А многие из них сегодня здесь.
Дворецкий. И может быть… Простите, что я так влез… В чем ваш секрет.
Смит. Гонясь за выгодой, надо освободить свой ум от всех сопутствующих эмоций.
Дворецкий. Нет, правда. Да-а, подумать только. А мне всю жизнь как раз погоня за выгодой давала массу эмоций. (Предлагая поднос.) Еще бокал. Мадам. Сэр. И большое спасибо. (Уходя, старается запомнить этот простенький ключ к обогащению.) Гонясь за выгодой, освободить ум от всех сопутствующих эмоций.
Томсон (поворачивается, провожая взглядом дворецкого). Видали: рождение еще одного магната. Смитик, знаете что. Или нет, вы обидитесь.
Смит. Не обижусь.
Томсон (пару секунд помедлив, чтобы сосредоточиться на видении Смита, представшего в новом обличье, и собраться с духом, чтобы поведать ему, каким он представал в старом). Бывало, я подкладывала денег в коробочку с мелочью: думала, будто они вам в самом деле нелегко достаются. А вы выходили из кабинета (отворяет воображаемую дверь), и, когда вам казалось, что я не смотрю (взгляд налево, направо, потом крадучись, несколько шагов на цыпочках. Протягивает чудные пальчики за коробкой), вы ее забирали (поворот на цыпочках) к себе в кабинет (останавливается, пересчитывает, работая пальцами, как пинцетом), пересчитывали и возвращали (поворот, и на цыпочках назад, изобразив улыбку и сделав глаза огромными как блюдца), — а сам такой довольный-довольный: ведь денег не меньше стало, а больше.
Смит. Не было такого.
Томсон (руки в боки). Было, и к тому же у вас такие глазки делались масленые, когда вы появлялись с этой коробкой. (Смущенно опускает руки, вновь принимая вид светской дамы.) А однажды даже всплакнули над чеком с моей зарплатой, но я подумала на следующее утро: какого черта, жизнь — это джунгли, и положила деньги на свой счет в банке. Подумалось, может, и мне придет письмецо, такое же, как вам: «Дорогой сэр, мы с удовольствием выпустим из вас кишки, причем медленно вытянем, по одной, чтобы хватило надолго». Да мало ли, вдруг кто-нибудь заработает косоглазие, подглядывая в окошко, как я раздеваюсь, а потом возьмет и в суд подаст на алименты. (Раскаты грома.)
Смит. Вы сердитесь, мисс Томсон.
Томсон. Да нет, Смит. (В отдалении первые такты вальса.) Не сержусь. Давайте потанцуем.
Смит. Я не умею.
Томсон (ставит бокал на столик поодаль, берет бокал у Смита и тоже отставляет). Пойдем. (Выполняет медленное вращение.) Пойдемте, Смит. (Смит в нескольких шагах неохотно пытается скопировать ее вращение.) У вас неплохо получается. А еще чего вы не умеете.
Смит. Простите, мисс Томсон, не понял.
Томсон (томно созерцая Смита, у которого такой вид, словно он может удовлетвориться одной-единственной женщиной — при условии деревенской жизни и если та будет радостно подавать ему завтрак в постель). Наверное, по мне не скажешь, что я хочу ребенка. Сидеть в кресле-качалке. На деревенском крыльце. Прикладывать младенца ротиком к соску. Но что я делаю. Шляюсь только по мужикам, и одни деньги на уме, а толку ни на грош.
Смит. Мисс Томсон, лучше бы вы по-прежнему работали у меня. (Мало-помалу осваиваясь с новой танцевальной премудростью, прижимается теснее.)
Томсон. Я знаю, грустно все это. (Танцевальная музыка затихает.) Кончилась. Только у нас начало что-то получаться. Давайте сядем вместе на это кресло. (Садится, Смит стоит, мисс Томсон вздыхает.) Ну и времена.
Смит. А чего бы вам хотелось, мисс Томсон. Для полного счастья.
Томсон. Фу ты, как я рада, что налетела на вас, Смитик. Вы задаете такие вопросы приятные. Сразу видно — широкая натура. Не то что эти шкодливые мерзавцы, крысы, которые снуют нынче повсюду. (За окнами дождь, ветер, раскаты грома.) А гроза-то разошлась не на шутку. Хорошо, когда крыша над головой. У вас уже волоски есть седые. Почему вы не женитесь, пока голова еще не совсем побелела. (Смит трогает голову рукой.) Да нет, нет, все в порядке, волосы на месте. Но не надо брать с меня пример. У меня ведь не жизнь, а сплошное недоразумение. У меня у самой душа слишком широкая. Никогда не смогу быть верной одному мужчине. Будь даже он положительным и надежным. (Похлопав по розовому сиденью рядом с собой.) Но вы, Смит, мне нравитесь. Садитесь. С вами я приободряюсь. У вас лицо хорошее.
Смит. Спасибо. (Двинулся сесть.)
Томсон (руки на коленях, ладонь вдруг от запястья дергается вверх, останавливая Смита). Фу ты, стойте. (Смит, как всегда вежливый и скромный, стоит, одним глазком обозревая себя вскользь от лацканов и ниже, ниже, наконец быстрый укромный взгляд вниз.) Да нет, ширинка не расстегнута, Смитик. Ха, ха. (Рука Смита непроизвольно дергается проверить.) Простите. Вы напоминаете мне мальчишку, который за мной самый первый ухаживал, еще в детстве: тоже вот, каждую пятницу, встречая меня после школы, сперва все складочки на платье осмотрит — не изменилось ли чего. Ах эти невинные радости младенчества.
Роман Джеймса Патрика Донливи (род. 1926 г.) «Рыжий» является не только абсолютным шедевром черного юмора, но и одной из самых популярных и любимых книг Запада. Это — роман-поэма, роман-джаз, в котором грустная, словно взятая саксофоном нота, неожиданно обрывается и вместо нее раздается взрыв поистине гомерического хохота, трагическое и комическое тесно, как и в реальной жизни, сплелось в «Рыжем» в один поистине «гордиев узел», который на протяжении всего романа тщетно пытается разрубить его главный герой, «вечный студент и турист» Себастьян Дэнджерфилд.
Сборник представляет разные грани творчества знаменитого «черного юмориста». Американец ирландского происхождения, Данливи прославился в равной степени откровенностью интимного содержания и проникновенностью, психологической достоверностью даже самых экзотических ситуаций и персоналий. Это вакханалия юмора, подчас черного, эроса, подчас шокирующего, остроумия, подчас феерического, и лирики, подчас самой пронзительной. Вошедшие в сборник произведения публикуются на русском языке впервые или в новой редакции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник представляет разные грани творчества знаменитого «черного юмориста». Американец ирландского происхождения, Данливи прославился в равной степени откровенностью интимного содержания и проникновенностью, психологической достоверностью даже самых экзотических ситуаций и персоналий. Это вакханалия юмора, подчас черного, эроса, подчас шокирующего, остроумия, подчас феерического, и лирики, подчас самой пронзительной. Вошедшие в сборник произведения публикуются на русском языке впервые или в новой редакции.
От лука плачут. Это факт. Поэтому, когда в Покойницкий Замок вторгается банда лукоедов, помешанных на изучении человеческой физиологии, со своими дождемерами, экс-заключенными и ядовитыми рептилиями и начинает вести раскопки прямо в парадном зале, наследник Клейтон Клементин, носитель избыточных анатомических органов, тоже готов разрыдаться. Но читатели «Лукоедов» смеются уже тридцать лет. И никак не могут остановиться…Американо-ирландский писатель Джеймс Патрик Данливи (р. 1926) написал один из самых оригинальных сюрреалистических романов XX века.Комический эпос «Лукоеды» — впервые на русском языке.Дж.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.