Одиночество жреца - [52]

Единственный, кто держался во всей этой все нарастающей галдящей толпе особняком — посланник Кватта вместе со своей свитой.

В высоком широкоплечем мужчине с рублеными, крупными чертами лица, и в строгих черных одеждах ничего не выдавало религиозного фанатика. Но первое впечатление было обманчиво. Я заметил, как он несколько раз складывал руки перед собой и начинал что-то шептать — ему вторили его сопровождающие. Посол Кватта ни с кем так и не заговорил, только внимательно рассматривал окружающих его людей. Один раз наши взгляды пересеклись и меня окатило… Как бы сказать? Какой-то холодной уверенностью в собственном превосходстве. Так, наверное, убежденные нацисты смотрели на цыган или славян, уверенные в том, что не-арийцы недостойны жить. Это высокомерие, как я его определил, волнами расходилось от посла Кватта, формируя вокруг него холодный пузырь отчуждения.

Ну и ладно, ламхитанцы тоже считают меня северным варваром, которого стоит пустить на ремни. Сегодня я постараюсь их разубедить.

В какой-то момент граф де Гранж легко коснулся моего локтя. Пора. Я обнялся с Орвистом и Бренардом, в очередной раз напомнив обоим, что выскочку-счетовода не так-то и легко прихлопнуть: с этой задачей не справились ни парнийцы, ни гонгорцы — после чего двинулся за одним из служащих вниз, на арену.

Шли мы узкими едва освещенными коридорами, которые были сложены из грубого камня под смотровыми площадками наверху. Оттуда, где были установлены простые трибуны, открывался отличный вид на то, что происходит внизу.

Сама арена находилась на глубине метров пятнадцати. Чем-то мне эта конструкция напоминала бойцовскую яму, коей, она, впрочем, и являлась, если подумать.

Через минут пять мы вышли в достаточно просторную комнату. Тут была пара лавок, чтобы оставить свои вещи и подумать о вечном перед сражением, кувшин с водой, маленький алтарь Палу. Примерно треть помещения занимал массивный механизм открытия огромных стальных дверей, которые отворялись наружу — на арену. Судя по размерам передатков и самого рычага, приводилась в движение каждая створка минимум двумя крепкими мужчинам.

На некоторое время меня оставили одного. Я спокойно выпил воды, немного размялся для порядка — мало ли, что-то пойдет не так — и еще раз коротко обратился к Палу.

— Первородный, надеюсь, ты меня услышал этой ночью и принял мой план, так? — просто спросил я в пустоту, — потому что иначе у нас с тобой при встрече состоится тяжелый разговор.

Я нервничал, так что дерзить богу Войны сейчас казалось вполне нормальным. С другой стороны, Пал был сам еще тем проказником, думаю, он мне простит. Во всяком случае, другие боги — прощали. Не знаю, то ли дело в моей исключительности, то ли они просто впадали в ступор от моего слабоумия и отваги.

Мне вспомнилось, как с какой-то каплей ревности Пал и Соф «делили» меня тогда, в святилище в поместье. Как тогда сказал первородный? Уверен ли Соф, что я из «его»? Из ученых?

Чехол мне был абсолютно ни к чему, так что я его отстегнул и бросил прямо тут — на лавке, и, взяв посох в руки, подпер ближайшую стену в ожидании тех, кто наконец-то выпустит меня наружу, к молодому задире, Каиду из рода Накан.

Долго ждать не пришлось: из коридора, откуда привели меня, вынырнуло четверо мужчин. Они деловито подошли к механизмам и взялись за рычаги. Мышцы на руках и плечах мужчин, которые хорошо просматривались через тонкие рубашки, вздулись, рычаги сделали один, второй, третий оборот и массивные металлические створки дверей в три моих роста и толщиной с ладонь, пришли в движение.

По ушам сразу ударил гул, исходивший от зрителей на трибунах. Я видел, как напротив, из другой такой же двери, нетерпеливо выскочил Каид.

Все повторялось, как и в моем сне. Мы подошли чуть ближе к центру круга, остановились в шагах тридцати друг от друга, и стали ожидать трех ударов гонга, который возвестит о начале дуэли. Каид активно общался со зрителями, что-то выкрикивал им в ответ и вообще, был в приподнятом расположении духа. Я же стоял, не двигаясь, вознося беззвучные то ли молитвы, то ли угрозы Палу.

Первый удар в гонг. Юноша резко стал серьезным и взялся за свое артефактное оружие.

Второй удар в гонг. Я поудобнее перехватил свой посох, будто взвешивая его в руке.

Третий удар.

Как и в моем видении, Каид сорвался с места и устремился в мою сторону, я же…

Просто развернулся и пошел обратно, прочь с арены.

По трибунам прокатилась волна разочарованного вздоха, в котором было еще и более чем достаточно презрения. Я не концентрировался ни на ком конкретном, только уловил максимальное удивление Бренарда — граф на самом деле волновался за меня. А вот Орвист, похоже, что-то уже понял, потому что от виконта исходило чувство предвкушения отличного зрелища.

Я услышал, как Каид остановился. Как бы он ни жаждал моей смерти, но нападать со спины юнец не собирался. На что, впрочем, и был расчет.

— Эй! Северная собака! Повернись ко мне лицом, как воин, и прими свое наказание! — сказал медленно, чтобы я его понял, Каид.

Возможно, он сказал «сын собаки» — я не уверен, вроде, между «северная» и «собака» было еще какое-то слово — к новому ламхитанскому я еще до конца не привык.