Один в поле воин - [18]

– Да с Максом Снегирёвым! – пояснила Лиска. – Он же прямо как другой человек стал! Даже извинился! Может, это он вообще впервые в жизни!

Саня задумался. Говорить или нет? Клятву Максу давал, что никогда, никому? Ну, пусть не клятву, а слово, но какая разница? С другой стороны, было же и встречное условие – чтобы и Макс, и Дашка перед Лиской извинились. А извинился только Макс, значит, условие выполнено наполовину. Тогда и своё слово можно держать наполовину, чтобы всё было по-честному. То есть никогда и никому – кроме Лиски. Она же, как сказал бы папа, лицо заинтересованное…

– В общем, так, – начал он. – Во-первых, обещай, что не расскажешь никогда и никому…

– Ну само собой, – согласилась она. – Я не из трепливых.

– В общем, так: у Снегирей мама психически больная. Ты об этом знаешь?

– В первый раз слышу! – удивилась Лиска. – И что?

– И то! Они думают, будто ты про их маму в курсе, потому что видела её в психушке, когда со своей мамой навещали эту вашу шизанутую соседку тётю Клаву. Ты снегирёвскую маму не узнала, а она тебя узнала, и решила, будто ты всем в школе рассказывать начнёшь… а учителя узнают и настучат в опёку. Знаешь, что такое опёка? Это такие тётки, которые типа о детях заботятся, и отбирают их у плохих родителей, отправляют в детдом. Короче, снегирёвская мама запудрила Максу и Дашке мозги, что ты в любой момент растрепешь, дойдёт до Елеши, Елеша стукнет в опёку, опёка придёт с ментами и заберёт Снегирей. И вот чтобы ты никому не растрепала, они решили тебя из школы выжить. Доводить по-всякому, чтобы ты сама в другую школу перевелась.

– Во идиоты! – с чувством сказал Лиска. – Неужели не могли по-человечески подойти и сказать: не болтай?

– Да потому что Снегири! – махнул рукой Саня. – Они ж не могут по-человечески, они типа самые умные, самые крутые, они будут как танк переть на стенку, даже если можно рядом объехать.

– Интересно, почему это их мама, вообразила, будто я её узнала? – не унималась Лиска. – Я ж её не знаю!

– Потому что ты поздоровалась, – терпеливо объяснил Саня.

– Ну так я же со всеми поздоровалась, это в холле на первом этаже было, там у них типа зоны отдыха… и было их человек пять рядом с тётей Клавой. Ну я и сказала «Здравствуйте!» Всем!

– А вот она, их мама, решила, что ты именно с ней поздоровалась, потому что узнала.

– Где ж я могла её узнать? – Лиска пожала плечами.

– Да мало ли… Макс говорил, их мама, когда в норме, вместе с классом на всякие экскурсии ездила, помогала Елеще новогодние огоньки устраивать.

– Во логика! – восхитилась Лиска. – Ну, пару раз крутились там какие-то тётки из родителей, так на них же не написано, чьи они мамы! Чем она вообще думает?

– Женская логика! – ехидно пояснил Саня. – Это когда считают, что если что-то может быть, значит, оно ровно так и есть. Типа если в лесу на турслёте меня мог укусить клещ – значит, меня сто процентов укусил клещ! Вот ты смеёшься, – мрачно посмотрел он на Лиску, – а мне мама в понедельник укол делала. Антиклещиный. Специально с работы ампулу притащила. Между прочим, очень больно.

– А меня она почему знает? – вместо того, чтобы посочувствовать, спросила Лиска. Но тут же сама и сообразила: – Точно! 19 октября же был концерт, в актовом зале, для родителей. Ну там Пушкин, день рождения лицея, Елеша с Антониной бегали, кудахтали: славные традиции, юные таланты… Ну и велели мне стихи со сцены почитать. А мне что? Мне не жалко. Почитала. Вот, наверное, тогда их мама меня и запомнила.

Саня кивнул. Эта версия многое объясняла.

– Значит, обычное недоразумение! – вздохнула Лиска. – Я-то думала, там что-то очень сложное, очень глубокое… например, Макс в меня влюбился, и сам себя за это презирает… или Дашка меня ревнует к кому-то… только я без понятия, к кому. А ларчик просто открывался!

– Как бы теперь этот ларчик закрыть? – проворчал Саня. – Тут же первое правило волнорезовца в чистом виде. Дети в беде! Что, Снегири, по-твоему, не дети?

– Дети, – секунду помедлив, согласилась Лиска.

– И в беде! – добавил Саня. – Их же по правде в любой момент могут у мамы отобрать и в детдом засунуть. Всё тайное, как говорит мой папа, рано или поздно становится явным. Ну вот ты про их маму не расскажешь, а кто-то другой увидит – и расскажет. Или ещё проще – она по-новой в больницу попадёт, с обострением, а там какая-нибудь вредная врачиха возьмёт и сообщит в школу. И всё, буль-буль, карасики! – вспомнил он другое папино выражение.

– А точно в опёке такие злые тётки сидят? – недоверчиво спросила Лиска. – Может, они вполне себе нормальные, а у Снегирей опять женская логика работает… хотя на самом деле не женская, а просто идиотская. То есть ты сам сказал – если что-то может быть, значит, так оно и есть. Если в опеке могут быть злые тётки – значит, все тётки во всех отделах опеки обязательно злые крокодилихи.

– Может, и не крокодилихи, – вздохнул Саня, – но Макс говорил, таких случаев полно, когда у нормальных родителей детей отбирают. За то, что бедные, или права качают. А тут вообще ненормальная. На всю голову больная.

– А может, и не на всю! – предположила Лиска. – Это проверить надо. Причём именно тебе.