Один сезон в тайге - [7]

Изучение территориального поведения разных животных, в том числе и птиц, даёт ключи к пониманию механизмов, управляющих пространственной структурой и численностью популяций. Это поведение определяет и расселение животных, освоение ими новых пространств. Или, напротив, их концентрацию на сравнительно небольших площадях, когда другие, вполне пригодные для вида пространства, остаются незаселёнными.

Итак, территориальность ― это поведение, направленное на защиту территории от особей своего вида. Петух не гоняется в своем дворе за гусаком и не убегает от него, зяблик защищает участок леса от других зябликов, но не обращает внимания на синиц, мухоловок, овсянок и всех других птиц, которые тоже живут в этом лесу. Но всё же бывает, что самец изгоняет птиц не только своего вида, но и ещё какого-то другого. Такое явление называют межвидовой территориальностью ― в противоположность внутривидовой, которую мы только что обсудили. Но о межвидовых территориальных отношениях мы поговорим особо, несколько позднее.

В нашем лесу, который уже надо называть контрольным участком, с десяток весничек оживлённо поют и то и дело гоняются друг за другом. Мы опоздали совсем немного. Судя по всему, они прилетели действительно недавно, ещё не успели толком определить границы. Именно об этом свидетельствуют неразбериха, частые погони, драки. В высокоствольном лесу весничек нет, есть только в пойме, где лес светлее, есть поляны, опушки. Это для весничек излюбленные места гнездования.

Костёр и палатка ― два символа экспедиционного благополучия. Уже уют. Сергей ещё тюкает топором. Пахнет дымом и ещё чем-то, булькающим в ещё не прокопчённой объёмистой кастрюле. Ой как хочется есть! А ещё сильнее  ― спать. Я усаживаюсь к костру и пытаюсь подсчитать, сколько же времени прошло с тех пор, как мы проснулись. Это было ещё в поезде. Ба! Мы не спим уже сорок второй час!

― Боже мой! ― трагично обхватывает голову Серёга. ― Самоистязание! Бедные мы! Несчастные жертвы безжалостной науки! Жестокий! ― обличительно восклицает он, указуя на меня как на официального начальника нашего полевого отряда. ― Ты не бережёшь здоровье народа! Тебя постигнет его справедливое возмездие!

Мы стоим в дыму костра, корчим глупые страдальческие мины. И счастливо смеёмся. Как всё-таки здорово, что мы уже здесь!

4. Новые птицы, новые песни

Просыпаемся после пятнадцати часов беспробудного сна. Настроение столь же безоблачно, как и небо над головой. А вокруг птицы, птицы ― поют, как одержимые.

Идём на участок навёрстывать упущенное. Сергей ставит сети. Я же, наскоро смастерив из трёх палок большую букву А с двухметровым шагом и приколов к планшету лист миллиметровки, начинаю картировать участок и размечать его красными бирками с номерами. Откровенно завидую Сергею: всё-таки ловить птиц куда интереснее, чем шагать по лесу с застревающей в кустах «саженью», засекать по компасу направление, считать метры. Правда, и ему не сидеть в ожидании, пока попадётся птичка. Он будет обходить сети раз в полчаса, а в промежутках ― дооборудовать лагерь.

Очередной азимут выводит меня прямо к сети. Сергей только что проходил мимо меня к лагерю, отрицательно мотал головой на моё «ну как?» А вот в сетевом кармане уже смиренно висит весничка. Вот он, первый улов сезона! Уже успела, однако, запутаться. Освобождаю, как принято, сперва крылья, потом голову, ноги. Сердце взволнованно колотится ― всё-таки первая. Нахожу у сетевой стойки мешочек с кольцами. Хочется пометить как-то по-особому, но порядок маркировки расписан заранее  в дневниках у нас обоих. Надеваю на одну ножку стандартное алюминиевое кольцо с номером, полученное из Москвы, из Центра Кольцевания, а на другую ― такое же, но уже наше, самодельное, без номера. По едва заметному, известному только орнитологам, признаку определяю пол, это самец. Выпущенная птаха быстро исчезает за ближайшими ёлками. Теперь его звать АА ― «алюминиево-алюминиевый». В мешочек с кольцами вкладываю записку для Сергея, чтобы не пометил так же другую птицу.

Подавляю в себе азарт (так бы и сидел у сети), беру свою сажень, возвращаюсь к ближайшей бирке, заново начинаю забытый отсчёт. Прошагивая снова мимо сети, ещё раз с надеждой осматриваю её, ловлю себя на том, что ищу повод снова отвлечься. Нет, пусто. Хладнокровно удерживаюсь от того, чтобы сбегать к другим сетям, которые должны быть где-то рядом: нужно скорее  картировать участок. И всё-таки снова оказываюсь у сетей, кольцую новых пленников и дарю им свободу. Среди них не только пеночки, но и варакушки, юрки, овсянки-крошки. Они тоже получают индивидуальный набор колец, хотя таких серьёзных намерений, как с пеночками, мы к ним не имеем. Но вот так, попутно, иногда узнаём что-нибудь интересненькое и о других видах.

Вообще-то, проверяя сети за Сергея, я браконьерничаю, присваивая себе удовольствие достать из сети пойманную добычу. Но у меня есть оправдание: птица должна находиться в сети как можно меньше времени, чтобы постороннее, то есть наше, воздействие на неё  было минимальным.

Наблюдать за только что окольцованной птицей интересно. Даже среди птиц одного вида реакция на кольцо может быть очень различной. Некоторые совершенно равнодушны к своим новым кандалам ― клюнут раз-другой, встряхнутся, почистятся, и тут же начинают петь.