Один народ - [2]

Пискнул селектор, и голос секретарши промурлыкал:

— Геннадий Ашотович, к вам Пономарев.

Вартанян взглянул на часы. Десять ноль ноль. Полковник, как обычно, по-военному пунктуален.

— Пусть заходит.

На пороге кабинета возник директор канала «Георгиевский крест».

— Здравия желаю, Геннадий Ашотович!

— Здравствуй, полковник, — улыбнулся Вартанян, — Вольно, садись.

Обменялись рукопожатием.

— Ну что, Геннадий Ашотович, какие нынче прогнозы будущего у вашей шайтан-машины?

— Прогнозы дрянь. А ты мне, полковник, вот что скажи… Что ж ты меня подводишь?

— Не понял…

— Не понял? А кто в пятницу дал в эфир «Офицеров», а в субботу «В бой идут одни старики»? А? Да еще и в прайм-тайм.

— Так вы ж, Геннадий Ашотович, сами мне разрешили хорошие фильмы про войну показывать. Мол, молодежи это, все равно, не интересно…

— А об условии ты забыл что ли? Или прикидываешься?! Говорил же я тебе, что качество трансляции хреновое должно быть! Молодежи не интересно, а старики, которым интересно, должны смотреть и плеваться от мерзкого качества. Ты мне, давай, сигнал/шум завали так, чтоб постоянно помехи по всему экрану, понял?

— Понял. Есть, помехи по всему экрану, — вздохнул полковник.

— То-то. И еще. Рекламу вставляй.

— Вы ж обещали… — вскинулся Пономарев.

— Ты мне тоже обещал! И что? Такие вчера «В бой идут одни старики» были, что хоть на видео записывай для домашней фильмотеки! Будешь теперь вставлять рекламу.

— А может…

— Я сказал, рекламу! Причем, самую дебильную! Типа этой:

«Йес, йес, йес,

Нам не страшен кариес!

Да, да, да,

Пасту в рот, всегда туда!»

— Лучше тогда сразу «Георгиевский крест» закройте, — затосковал полковник.

Вартанян достал сигарету, протянул пачку Пономареву. Закурили.

— Ты пойми, — тихо сказал Вартанян, проникновенно глядя полковнику в глаза, — Ведь общее дело делаем! Думаешь, мне легко? Я ведь не только все телевидение убиваю. Об этом-то хоть в народе не знают… Я же и собственную программу на канале «А» веду! И тебе ведь прекрасно известно, каким… извиняюсь, дал зарок не материться… каким чудаком я там выступаю! Ты мою последнюю шутку слышал? Нет, ты послушай, послушай! «Жила была женщина по фамилии Шило. И вышла она за мужчину по фамилии Мыло. И получилось, что она сменила шило на мыло!» И тут же смех зрителей звучит. Думаешь, фонограмму смеха берем? Обижаешь, мы не халтурщики! В концертной студии Останкино сидят настоящие зрители и реально смеются, понял? А почему смеются? Потому что публика эта из нашей подшефной организации. Малое предприятие по производству электрических выключателей. Все работники — альтернативно одаренные. Проще говоря, умственно отсталые. И они смеются, понимаешь? Тебе ведь мой имидж в народе известен! Знаешь ведь, что на мне клейма негде ставить! Что я для людей давно уже воплощение антиюмора! А ведь тебе известно, какого класса я автор на самом деле. Лучше меня в стране два-три человека только.

— Знаю, Геннадий Ашотович. Да и скромничаете вы. Нет никого лучше вас. И что «Саюз шутникофф» ваши вещи играет, это я тоже знаю.

— Вот именно. А ты мне тут нюни распустил! «Закройте канал…» Закрыть проще всего. А кто будет у народа привязанность к телевизору отбивать? Нет, полковник, ты давай, работай, тяни лямку! В армии отечеству служил, послужи ему и в Останкино. Тут, брат, служба еще важней.

— Разрешите идти, Геннадий Ашотович?

— Ступай.

Опасность телевидения осознали поздно. Когда дело зашло уже очень, очень далеко… И винить в этом некого. Ну не было еще в многотысячелетней истории «хомо сапиенс» подобного средства массовой информации! Такого, мать его, массового! Не было опыта. Кто ж знал, к чему это может привести? Наоборот, молодцы, что, все-таки, прочухали, не дожидаясь собственно самой катастрофы! А как поначалу все радовались этому телевидению! Бизнесмены радовались эффективному средству рекламы. Политики радовались небывалым возможностям обработки электората. Артисты радовались массовости аудитории… А уж как радовалась сама телеаудитория! Не замечая, что впадает в страшную, паталогическую зависимость. К первым тревожным прогнозам футурологических служб отнеслись как к пророчествам Кассандры — без веры, но с негодованием и насмешками. Но когда расчеты специалистов стали подтверждаться данными компьютерной программы моделирования будущего, игнорировать предупреждения об опасности стало трудно. И, хотя страшным прогнозам по-прежнему мало кто верил, в 2000-м году, большей частью для очистки совести, решили на несколько дней оставить население без телевещания, сымитировав пожар на Останкинской башне. Результаты эксперимента ошарашили даже самых главных пессимистов! Ситуация оказалась куда хуже, чем можно было предполагать. Волна самоубийств, преступлений, разводов, душевных расстройств, уходов в тоталитарные секты и — куда без экономического фактора! — резкое падение спроса на товары народного потребления — это была лишь вершина айсберга. Более глубокие социальные процессы, зафиксированные специалистами (над которыми теперь уже никто не смеялся), говорили о совершенно чудовищных тенденциях в жизни общества. Беда оказалась не в так называемой «наркотической» привязанности к привычным телепрограммам. Это цветочки! Главная катастрофа заключалась в стремительной атрофии самостоятельного мышления. Телевизор говорил все: что покупать, за кого голосовать, какая будет погода, чему надо радоваться, чему огорчаться, к какого типа людям испытывать сексуальное влечение — словом, как жить! А дальше — строго по суровым канонам диалектического материализма: переход количества в качество. Где-то в середине 2030-х годов прогнозировался скачкообразный рост жесткой потребности общества в прямых телеинструкциях на все случаи жизни. И как следствие — неспособность телевидения удовлетворить этот гигантский спрос, совладать с этой грандиозной лавиной. И — все! Коллапс. Конец света.