Один на один - [5]

— Можно, дорогой, можно, ненаглядный! — хихикнул Пирожков. — Я уверен, приятели, что мы далеко шагнем в жизни и принесем много пользы…

— …собственному карману! — вставил с пленки Сева и увидел, что Вадим, сидевший у стены, мужественно борется с улыбкой.

Сева не слышал, что ответил с той же пленки староста. До него лишь донесся взрыв хохота.

Сева подошел к окну и приоткрыл штору. На той стороне улицы, у фонаря, толклась группка мальчишек, среди них, конечно, был и Федька.

Сева задернул штору, а то ребята заметят, подумают чего… Он не боится больше Федьки. Не боится, и баста! Может, все стало наоборот. Иначе зачем тот притащил сюда целую свору подобных себе?

Начались танцы. «Маг» кидал им под ноги то «фокс», то вальс, то твист. Ребята хохотали, дурачились до упаду, и громче, резче всех смеялся Сева. Когда он танцевал с Кирой, его так и вело, так и тянуло к окну — стоят они там или ушли? Но, презирая себя, он старался держаться подальше от окна.

Никто, никто в этой шумной, отданной им на вечер квартире не знал, что дом под наблюдением, что он оцеплен.

Никто.

Никто, кроме Севы.

Быстро летело время. Стрелка часов подползла к десяти.

Мать Олега позвала ребят пить чай. Чай был вкусный, краснодарский. Из свежих пирожков с мясом так и капало масло, стоило чуть нажать; хрустели серебристые бумажки «Мишек косолапых». За столом было тесно; чай пили с хохотом, задевая друг друга локтями, иронизируя и веселясь. Олег всем улыбался и грозился принести сюда «маг» и записать все это шумное безобразие.

Потихоньку ребята стали расходиться.

И здесь Севе стало плохо. Нет, он не боялся, что Федькины дружки навалятся на него где-нибудь в темноте, — было неприятно, что он слишком много думает о них.

Первым уходил Пирожков.

— Куда так рано? — пытался удержать его, правда, не очень настойчиво, Олег.

— Дела. — Староста повертел возле лба пальцем.

И Сева увидел, какое напряженное стало у Вики лицо, как покраснели и без того смуглые ее щеки.

«Ну-ну, одевайся, — приказал ей про себя Сева, — чего медлишь? Он будет рад пройтись с тобой и до дому проводит. Он так тебя понимает… Ну чего же ты, дурочка, ведь не пойду с тобой. Не хочу, чтобы видела, как эти мальчишки… Впрочем, они, может, и не решатся напасть на меня, увидев, что я не один».

И сам чуть не заорал на себя: «Ты чего, боишься?»

— Адью! — сказал Пирожков, кланяясь и благодаря мать Олега и его самого, и шаркающей походкой, спиной вперед пошел к дверям.

Вика беспомощно оглянулась на него, потом — на Севу. «Ну чего ж ты? — подумал Сева. — Беги, беги, пока не поздно!» А сам знал, что Вика не побежит за Пирожковым. Знал, но легче от этого не становилось.

Потом ушел Шурка, единственный мальчишка, одетый в школьную форму — ничего другого у него просто не было и он не ходил домой переодеваться. За ним исчезли Мишка с Борей. Сева вздохнул: это были хорошие ребята, и с ними было как-то уверенней и спокойней. Особенно в этот вечер.

— Может, пойдем, Ир? — спросила Вика и незаметно бросила взгляд на Севу.

«Иди-иди, — сказал Сева про себя, — я ничего не слышал».

— Хорошо, — ответила Ира, — скоро.

И только она сказала это, как вдруг страшно заторопился Вадим, кинул на шею шарф, ринулся к дверям и был таков. «Вот бы с кем уйти — полная гарантия безопасности!.. Хватит, перестань так думать».

Глупо и смешно, но все это началось восемь лет назад, когда он пришел в первый класс — не пришел, мама привела! — и увидел за партой маленького щекастого крепыша — Федю. Федя всегда стоял в сторонке и посмеивался. Первую пощечину он влепил Севе в третьем классе за то, что Сева не подсказал ему чего-то: Федька стоял у классной доски и пялил на него глаза, а Сева смотрел в парту.

Когда он шел домой, Федька побежал за ним. Сева не удирал, но Федька крикнул:

— Постой-постой, бить не буду.

И догнал. Спросил:

— Жалко было?

— Ничего не жалко. Выучить не мог?

И увидел почти вплотную прозрачно-голубые улыбающиеся глаза. И вслед за тем — пощечина.

Сева отскочил и схватился за щеку.

— Как тебе не стыдно! — крикнул он.

— Мало? — Федька, не переставая улыбаться, пошел на него.

Сева попятился.

— Уходи, — сказал он, — уходи отсюда!

— Ладно! На этот раз хватит. — Федька обогнал его и неторопливой походкой побрел к дому.

В глазах Севы собирались слезы. Как же это можно — подойти и ни с того ни с сего стукнуть? Не объявляя войны. Просто так… И за что?

У книжного магазина его нагнал Петька.

— Ты чего грустный? Ревел?

— Сам, наверно, ревел! — озлился Сева и пошел в обратную сторону; да и как можно было признаться, что вот сейчас ты получил оплеуху?

«Все равно не буду подсказывать, ни слова не подскажу!» — поклялся Сева.

Второй раз Федька поколотил его за другое — за отца, изгнанного с того участка рудника, где начальником был отец Севы. И после бил его Федька, но не часто и неизвестно за что… Неужели все за отца? Как-то у них было обсуждение книги о моряках-подводниках, о войне на Баренцевом море, и Сева несколько раз выступал — книга его поразила. Ему даже хлопали. Потом ребята шли группкой из школы. Незаметно все разбрелись по своим домам и улицам, и с Севой остался один Федька, хотя ему давно было пора отколоться, — они прошли его дом.