Один на миллион - [7]

— Рекорды из Книги Гиннесса, — сказала Уна.

Она слушала его, не испытывая раздражения, и это само по себе уже доставляло ей удовольствие.

— Вы знаете о ней! — он ужасно обрадовался. — Между прочим, попасть туда труднее, чем многие думают.

Обычно скауты наводили на нее тоску: подсчитывают, кто заработал больше очков, обсуждают итоги футбольных матчей, ленятся работать и пытаются схалтурить. Однако этот мальчик принес с собой ощущение второго детства: ей казалось, она говорит с ребенком, которого могла знать, когда ей самой было одиннадцать. Она с легкостью поместила его в дом Мак-Говернов[4], представила у белого мраморного фонтана со стаканом шоколадного ситро. Она могла вообразить, как он играет в стикбол на Уолд-стрит вместе с мальчиками в белых рубашках или открывает дверцу черного REO[5] Джо Пребби. Было в нем что-то странноватое, отчего он казался пришельцем из других времен, из иных миров.

Он помог вспомнить ту пору, когда люди ей еще нравились. И что она прожила не одну жизнь. Она вынула из кармана монету в двадцать пять центов. Примерилась несколько раз и закрутила ее.

— Итого пять секунд, — объявила она после того, как монета поколебалась и подчинилась силе тяжести. — А рекорд сколько?

— Девятнадцать целых тридцать семь сотых секунды, — ответил мальчик. — Установил мистер Скотт Дэй, страна Великобритания. У вас стол недостаточно ровный.

Уна посмотрела на шарф с блестящими наклейками, который висел у него на груди.

— А рекорд по наградным значкам ты знаешь?

— Мистер Джон Стэнфорд, гражданин США, получил сто сорок два почетных значка. — Он взглянул в окно. — Есть значок за распознавание птиц.

— В самом деле? Это снегирь, — она проследила за его взглядом.

Уна научилась у Луизы узнавать самых распространенных птиц в ту пору, когда жизнь еще преподносила маленькие сюрпризы. Вела записи почти десять лет, но сейчас даже не помнила, когда в последний раз действительно наблюдала за птицами. Кормила их из жалости.

— Я уже знаю кое-каких птиц, из обыкновенных, — сказал он. — Во-первых, ворона. Во-вторых, малиновка. В-третьих, дубонос. В-четвертых, синица-гаичка. Но чтобы получить значок, во-первых, нужно знать двадцать птиц. Во-вторых, нужно построить скворечник. В-третьих, нужно угадать пять птиц по их голосам.

Уголки его мягких губ опустились:

— А у меня нет музыкального слуха.

— В самом деле? Мой муж Говард был несостоявшимся певцом, поэтому у меня к музыке неоднозначное отношение, — Уна похлопала себя по уху. — Но птичье пение совсем другое дело. Правда, я перестала улавливать высокие тона. Последний раз я слушала птиц, когда мне было семьдесят два. Даже у малиновки порой пропадает звук, будто у сломанного радио.

— Как это грустно, — сказал он, тело его замерло в позе, которая передавала глубокое сочувствие, и она ощутила сильное, настоящее сожаление из-за того, что лишилась всех этих птичьих голосов и напоминающие флейту звуки больше не могут просочиться через ветхие перепонки ее внутреннего уха. Закончив ухаживать за Луизой, которая доживала дни на последней стадии рака, Уна не смогла вернуться к своим прежним занятиям и решила, что они последовали за Луизой в Великое Неведомое. «Только смотри, не превратись в старого краба, — предостерегала ее Луиза в те последние дни. — Это проще всего». И да, именно это с ней произошло: она превратилась-таки в старого краба.

— Мистер Джон Резникофф, гражданин США, попал в Книгу Гиннесса, потому что коллекционировал волосы, — сказал мальчик. — Во-первых, волосы Авраама Линкольна. Во-вторых, волосы Мэрилин Монро. В-третьих, волосы Альберта Эйнштейна. В-четвертых…

Список был длинным, и она дослушала до конца, не перебивая. Он не сводил глаз с ее лица. Он хранил в памяти невероятное количество рекордов, все в том же роде: про коллекционирование волос, про вращение монет. Он тоже коллекционирует — понемногу, признался мальчик. Чтобы коллекционировать по-настоящему, требуются деньги и возможности, которых, разумеется, нет у обычного пятиклассника.

— Мистер Джон Резникофф покупает волосы для коллекции, — уточнил мальчик. — Не думайте, что он раскапывал могилу Линкольна.

— О! А я уж подумала.

— Мистер Ашрита Фурман, гражданин США, прошел восемьдесят целых девяносто шесть сотых миль со стеклянной бутылкой молока на голове.

— За один раз? — недоверчиво переспросила Уна.

— Мистер Ашрита Фурман также поставил рекорд по числу рекордов. — Мальчик помолчал. — Во-первых, где мне взять стеклянную бутылку с молоком? Во-вторых, как мне отмерить восемьдесят миль? В-третьих, разве мама разрешит мне прошагать восемьдесят миль с бутылкой на голове, даже если я соберусь?

Он снова помолчал и добавил:

— Таковы мои дела.

Хотя о себе он рассказывал немного, Уна догадалась, что школа была для него пыткой: день за днем он прятался на заднем ряду в страхе, что его вызовут. На переменах он, наверное, стоял в одиночестве. Ее сыновья легко обзаводились друзьями, особенно Фрэнки — такой солнечный, он всем нравился. Этот мальчик, с его размеренным голосом и сдержанными манерами, гораздо больше походил на ее ребенка, чем собственные сыновья.