Один на льдине - [63]

7

Полковник, конечно, не знал, что я и есть — воплощение того зла, с которым он в данном конкретном случае борется. Он посмотрел мои "билеты":

— Ага! Серия, номера, сходятся! Фальшивка! А когда вы приехали с Украины? Где ваши вещи?

Но уж это — извините: на всех вокзалах Москвы у нас были абонированы ячейки, где мы хранили средства производства и какое-то количество продукции. На Киевском тоже. Я знал, что она сейчас пуста и на нее указал. Тут менты садят меня в "уазик" и везут туда. Я один — их четверо. Я больной — они здоровые, я думаю — они мечтают. Они мечтают отличиться и пораньше вернуться домой потому, что пятница. И вот мы приезжаем на Киевский вокзал, я небрежно и уверенно открываю свою ячейку и — о ужас! она пустая. Я кричу, что меня обокрали:

— Вкралы сало, трошки мяса було, тай бис з ным, а электробриту дуже жалко!

Я говорю печально:

— Нэвжэ дивчина? Вона… А хто ж еще миг знаты код? Вона! То ж вона, видьмачка!

Менты смотрят украдкой на часы — им, ментам, домой охота. Но возникает соблазн отличиться — еще и воровку поймать. Главный спрашивает:

— Где вы с ней ночевали? Может быть, она там вас ждет?

На вулыци Зэлэноградской, — говорю и называю приблизительно номер дома, который стоит напротив дома Юдкина. — Хиба, трыдцять, кажу…

Легенда должна быть абсолютно достоверной.

Юдкин жил в доме № 31. Значит, напротив, думаю, расположен тридцатый номер.

И, говоря это, я, разумеется, не знал, что дома тридцать по Зеленоградской не существует: вместо чётной стороны там почётная: железная дорога, а по ней идут поезда…

8

Едем. Я все время ною что-то про женское коварство. Зашли в один дом на девятый этаж — пас: не то. Во второй, в третий. Менты заскучали:

— Поедемте к нам в милицию, — говорят. — Там переночуете, а утром по свежачку…

И я говорю:

— Ребята, як жи ж так? Вона жи ж меня обворовала до нитки, носки сменить не могу! Давайте посмотрим еще во-о-он тот дом! Вроде, похож!

Договорились с тем условием, что они не будут бить ноги по этажам, а я один слётаю. Они же постоят на улице и меня подождут. Я поднялся не на девятый этаж, а на третий, вышел из лифта и быстро спустился на второй. Звоню в квартиру, окна которой не выходят на фасад, а смотрят в сторону леска.

— Кто? — спрашивает хозяйка.

— Милиция! Откройте! — и когда дверь распахивается, я проскакиваю квартиру насквозь и с вопросом типа: "Здесь бандиты не укрываются?" Потом как кочегар дверь топки раскрываю балконную дверь, срываю и сую подмышку свою красную курточку и с балкона уже спрыгиваю на ничейную землю. Смею предположить, что когда менты в поисках меня обходили квартиры, то хозяйка этой квартиры вряд ли открыла им дверь.

Возможно, описываемые выше события покажутся кое-кому незначительными на фоне изобилия детективного чтива. Но то, что призвано развлекать обывателя, жующего попкорн, и то, что может испытать на своей шкуре обычный волк, когда попадает в капкан и отгрызает себе лапу — не одно и то же. Говорю эту прописную истину потому, что впервые, может быть, ощутил тогда время, как живую тварь, которая может быть верной тебе или неверной, другом или врагом, мчаться мимо с космической скоростью или идти, как в киносъемке "рапид" — непознаваемо медленно. Так вот в этом эпизоде из моей авантюрной биографии оно, время, словно бы пульсировало, то ускоряя, то замедляя свой бег…

А что, казалось бы, произошло? Ну, повезло в какой-то момент. Увы, господа! Закон жизни таков, что везения в нем абсолютный нуль. Одному человеку не повезло: он до ста лет жил на Крайнем Севере и не ел ничего слаще морошки. Другому повезло: он всю жизнь жил у южного моря и ел виноград и халву, а сроку той жизни было двадцать лет.

Я временно победил тогда этих четверых парней с Петровки, 38, кинул их.

Я просчитал и вычислил их ментовскую реакцию, заставил их совершить ошибку, переиграл и потому победил.

Но ведь хотел-то я по максимуму — я хотел победить Систему. Я не мог поверить тогда, что это не дано никому, ибо все преходяще — Система вечна. Вот на моих глазах прогнил и рухнул социалистический строй. Но не Система дешевой эксплуатации человека властью. Наверное, не было, нет и не будет идеальных, кроме галактических, систем. Как поздно понял это я, маленький, как песчинка, и ничтожный в своей гордыне, как плененный павлин, человек! Ведь единственное и непреодолимое мое состояние — одиночество. Свой среди чужих, чужой среди своих, "один на льдине" — вот моя блатная масть, вот моя бессрочная каторга.

9

Я взял таксомотор и поехал на конспиративную квартиру в гостиницу "Урал". Приехал. Буквально в ста метрах — Казанский вокзал, где в линейном отделении милиции остались не только прямые улики против меня, но прибавились к ним и косвенные — побег из-под конвоя. Действительно получается, что преступника тянет на место преступления. Перехожу улицу, направляясь к гостинице "Урал", и — вот он — милицейский на мотоцикле "Урал".

— Гражданин, стойте! — и свисток. Первый порыв — бежать! Как же так, братаны? Уйти от верного ареста и упасть, споткнувшись о порог пусть кратковременной, но воли. "Значит, — думаю, — уже ориентировки на меня разосланы… Паспорт у них остался поддельный, а фотография-то в нем настоящая!" Они уже наверняка всю Москву перерыли и перекрыли. Это же пятно на лацкане мундира: уже неделю вся Петровка не может поймать организованную преступную группу, торгующую фальшивыми билетами!