Один год из жизни директора, или Как мы выходили из коммунизма... - [12]

На этой неделе Борис Ельцин был в Германии. Основная цель: условия вывода российских войск. Визит сам по себе, как и предполагалось прессой, социологами и политологами, оказался бесконфликтным. Все необходимые документы подписаны, оценка встречи обеими сторонами — положительная.

Визит этот мог бы быть примечательным и для нашего завода. Я напряжённо следил за посвящёнными ему телепередачами. Дело в том, что месяца за полтора мы послали Ельцину письмо с просьбой рассмотреть проблемы реконструкции завода, в частности, вопросы строительства установки по производству полиэтилена. Я уже говорил об этом. Мы были готовы строить. Но изменили систему таможенных пошлин. Ввели спецналог на ввозимое оборудование. В связи с этим выросла стоимость нашего контракта на сорок семь миллионов немецких марок. Это усложнило экономическую ситуацию на заводе. Денег таких мы не имеем. Попросили Бориса Николаевича оставить условия налогообложения и таможенных пошлин на период строительства те, которые действовали на момент заключения контрактов.

Ответа не последовало.

Кажется, Декарту принадлежат слова: «Пока живу — надеюсь, пока надеюсь — живу». Мой коллега, директор, который уже смирился с тем, что его предприятие — банкрот, сказал мне:

— Смотри на это дело философски. Всё пройдёт!

Когда 26 апреля у меня родился внук Виктор, мы — оба деда и его отец — на нашей даче заложили в нержавеющую трубу пару бутылок: коньяк и сухое вино. Написали на листке пожелание и закопали. Договорились — через пятнадцать лет, в день его рождения, показать это место. Пусть сам достаёт и читает.

Здорово, если бы и мои вот эти записки лет через пятнадцать оказались интересными хотя бы моему внуку. Когда он вскроет наше послание, мне, если доживу, будет шестьдесят пять. Пусть внук через годы услышит нас. Задумается: какими мы были, почему так поступали? Отчего не делали очевидные вещи, в силу каких причин? И наступит ли в России период, когда можно будет побороть то, что мешает сейчас? Конечно, цивилизация выйдет на другой уровень. Вполне возможно, сильно улучшится быт. Не на таких, как сейчас, самолётах будут летать. С иной скоростью. Это — цивилизация. А культура? А ум? Так хочется, чтобы культура опережала цивилизацию. Поднималась быстрее. Вперёд, всё выше, выше и выше! Вспомним, Лев Толстой ходил пешком, землю сохой пахал, верхом на лошади в валенках ездил по Москве… Но каков был дух его!

Пришла правительственная телеграмма за подписью руководителя департамента с поздравлением по поводу избрания меня членом-корреспондентом Российской инженерной академии. Приятно, что в общем хаосе заметили… Но большой радости нет. Она, возможно, и была бы, если б я не так часто сталкивался с жутко суровой нашей действительностью. На сегодня нет и не могут быть изобретены и разработаны нашими учёными технологии, которые в состоянии резко вывести предприятия из экономического провала. Почему? Ответ не в сфере науки и технологии, а в сфере ценовой политики и вообще политики. Сырьё и энергоресурсы так дороги, что они самую эффективную технологию делают убыточной. Наука в этой ситуации не спасает. Саму науку спасать надо. Сегодня профессор в институте получает меньше, чем уборщица на нашем заводе.

Работа в секции академии с первых дней подтвердила мою оценку ситуации. Забота академии на сегодняшнем этапе — найти возможность выжить самой науке. Впрочем, одна ли она в таком положении? Прекрасные артисты нашего областного, между прочим, академического, театра оперы и балета по-настоящему бедствуют, но переносят это достойно. Куда деваться?

Июнь

В селе, где я родился и жил до восемнадцати лет, двое крепких парней решили сделать для земляков доброе дело. За селом в реку Самарку впадает небольшой безымянный приток. Тихая в летнюю пору, речушка в половодье, собирая со всех окрестных полей воду, несёт огромный, ревущий, многоголосый поток. Парни решили перегородить дорогу воде плотиной, прорыть небольшой перешеек и пустить её по старице в ту же Самарку, но километром выше по течению от старого места. Смысл в том, что на этом пути поток по своему ходу заполнял бы несколько обмелевших озёр, и они должны были ожить и пополниться рыбой. Благое дело. Осенью два бульдозера, подчиняясь воле азартных ребят, с одобрения начальства и односельчан, усиленно рыча, выполнили своё дело.

А весной случилось неожиданное, не как замышлялось. Не только все озёра переполнились водой, но под воду на всё лето ушли песчаные, сотни лет служившие людям дороги. Некоторые уголки леса стали недосягаемы, развелись мошкара, гниль. Но мало того, поток, разъярённый в азарте освоения новых путей, с такой силой вырвался к Самарке, что на целом гектаре повалил вековые осокори, они своими телами вкривь и вкось сверху накрыли новое расширившееся русло. Получились чудовищные завалы, гигантские и фантастические. Чуть ниже выхода водной стихии на левом берегу реки возвышался огромный каменистый мыс, поросший старинными дубами. Мыс олицетворял, казалось, вечное и постоянное. Его и всё, что на нём, снесло в одночасье, река раздвоилась. Чуть ниже образовался остров. Изменилось всё окрест. Старое русло превратилось в заболоченную неприглядную низину, начало зарастать кугой. Люди не сразу смогли привыкнуть к новому. Некоторые поговаривали о том, чтобы разрушить плотину.