Один год до Пробуждения - [15]

Пакет для Атмана

Десять месяцев до Пробуждения

Нас попросили передать пакет. Мы позвонили Сергею Атману и узнали, где он находится. Он жил в чьей-то квартире на окраине города, куда мы и поехали. Приехав, обнаружили его сонным и в мятой футболке. Он поставил чай и включил музыку. Мне это показалось странным. Зачем Просветлённому музыка? Ему что, скучно или нужно заполнять пустоты какими-то звуками? Сергей казался самым доступным из всех Пробуждённых, и мы, пользуясь случаем, стали расспрашивать его о том, о чём у Миши и Рубцова спросить боялись:

— Как ты себя чувствуешь? Что поменялось?

— Да ничего не поменялось. Просто я вспомнил Себя, вот и всё.

— А чувствуешь-то себя как?

— Да отлично я себя чувствую.

На первой встрече он говорил, что молился. Я попросил его рассказать о молитве.

— «Не я, но ты, Господи. Не я, но ты, Господи». Вот так и молотил по несколько часов в день.

— Ты ещё говорил, что тебя разъедало всего, как кислотой.

— Ну да, разъедало… Жгло всё внутри. Физически прям. Не знал, что делать… Но мне Артём объяснил. Бхакта, говорит, у тебя, «милость Гуру», понимаешь ли, радоваться надо! Нормальная такая бхакта. Катался по полу, встать не мог.

— А давно ты Рубцова встретил? Сколько времени у тебя занял весь Путь?

— Три месяца. Под пресс меня загнали и выжали всё, что могли.

— А тарабарщину ты делал?

— Да, делал.

— А как долго и как часто?

— Ну, в свободное от работы время. Я же в «копчужке» [3] жил. Там ни окон, ни дверей. Начинаешь тарабарить — всё гудит. Непонятно: то ли день, то ли ночь… Потом кто-нибудь звонил, приходилось заканчивать. Иногда совершенно не понимал, сколько времени прошло, в изменёнке какой-то болтался…

— И так все три месяца?

— Да. Когда мантра выделилась, стал её долбить. Стенок семь прошёл, наверное… Тарабаришь, тарабаришь — бац! — стенка рушится, потом дальше…

Мне всё это казалось каким-то бредом. Каких стенок? Какая молитва? Но выглядел и говорил он вполне адекватно, так что ему хотелось верить.

— Ас Рубцовым ты часто встречался?

— Раза три-четыре. Я к нему в Питер приехал. У самого: ни денег, ни жилья. Сказал, что останусь у него, — мне жить больше незачем. Останусь, пока не Пробужусь. Тогда он спросил: а с работой что? Я ответил, что брошу работу, чтобы у него жить. Но он сказал, что так не годится. Нужно выполнять свои обязательства. Работу оставлять нельзя. Сказал, чтобы я ехал обратно и практиковал. Велел выделять наблюдателя. Как выделишь, говорит, придёшь. Ну я ноги в руки и пошёл.

— Выделил?

— Ну да. За пять дней. Круглосуточно молотил: «Кто говорит? Я говорю!»

— И как это было?

— Я в магазин пошёл. Устал молотить. Решил, что сегодня уже не выделю. Пошел хлеба купить. Расстроился. Ну, а что делать? Подхожу к кассе, и вдруг — бац! — отлетаю назад и вижу себя со стороны.

— Прям как меня сейчас?

— Ну да. Вижу, как даю деньги, как беру сдачу, беру хлеб, разворачиваюсь и ухожу.

— То есть это не глюк? Ты реально видел себя со стороны? Это не было в тумане или как во сне, например?

— Да нет же, говорю тебе. Реально себя видел. Как будто я другой человек. Вот он я: стою, покупаю хлеб, а вот другие люди рядом.

— И сколько это длилось?

— Недолго. Потом всё в норму пришло, и я поехал к Рубцову, Говорю: «Всё, выделил, что дальше делать?» А он у меня спрашивает: «Хм, точно выделил?» Я отвечаю: «Да, точно». Он помолчал, потом говорит: «Ну, если выделил один раз, то второй ещё проще будет. Давай-ка ещё раз». Меня просто вынесло. Я едва не убился, пока наблюдателя этого выделял, а он мне предлагает ещё разок выделить. Я, конечно, перетерпел, хотя мне реально хотелось его убить. Но раз сказали — значит, надо делать. Я смирился и уже собрался уходить, а он хитро посмотрел на меня и говорит: «Выделил, значит?» — «Да». — «Ну и ладно, делай тарабарщину». Фу… Меня отпустило. Не знаю, как бы я его второй раз выделял, — проще было удавиться. На радостях побежал тарабарить.

— А тарабарил долго?

— Так все три месяца и тарабарил.

— По три часа?

— Ну да, иногда больше.

Я подумал, что я вряд ли так смогу. Вспомнил, как мы с Настей по дороге до монастыря и обратно по несколько часов тарабарили без каких-либо подвижек, и мне стало как-то не по себе.

— А что, тарабарщина должна в какую-то мантру превратиться? — спросил я.

— Ну да. Ты тарабаришь, а какие-то слова начинают повторяться и сбиваются в устойчивую мантру, которая уже не меняется, — как ты её ни разбивай. Вот её и повторяешь.

— А какая у тебя получилась?

Он выдал какой-то набор слов, будто бы выдранных из итальянского языка, но совершенно бессмысленных. Мантра была довольно длинная, слов семь-восемь.

Потом мы поговорили про его путь. Он рассказал, что у него был бизнес, были деньги, женщины. Всё, чего он хотел. Но в один прекрасный миг он сел и сказал: «Господи, и это всё? И ради этого я живу? И что дальше?»

И тут началось. Девушка ушла, украв деньги. Квартиру он потерял при неудачном обмене. Бизнес накрылся, потому что рабочие стали пить. Он остался один, без денег, без бизнеса, без квартиры. На улице. Попросился пожить к сестре, а она его не пустила. Кое-как нашёл, где переночевать и что поесть. Так продолжалось семь лет.