Один день тьмы - [37]

— «Служить я рад», — ловко перефразировал юнкер и улыбнулся.

Как хорошо, что Павел Андреевич не сердится за отказ. Он действительно никак не видел себя лощеным адъютантом, пускай даже и при таком достойном и уважаемом человеке.

— Ну и славно, — генерал покровительственно похлопал его по плечу. — Вы славный юноша, и я все же поговорю о вас с Николаем Александровичем, начальником вашего училища. В Одиннадцатом гренадерском как раз есть вакансии…

Радостный, будто на крыльях, вылетел он от Павла Андреевича. Ниночка отвечает на его чувства взаимностью, ее отец, кажется, благоволит ему, а Одиннадцатый фанагорийский гренадерский — очень достойный полк. Теперь главное — подналечь на топографию с фортификацией.

И вдруг его осенило: полк дислоцируется в Рязани, а начинающему офицеру вряд ли удастся часто и надолго покидать место службы. Как же он сможет видеться с Ниной?! Отказаться от любезного предложения генерала совсем не вежливо, ведь, кажется, он сам назвал этот полк… Нет, ничего, он послужит Царю и Отечеству. Это даже хорошо — ему хватит и мужества, и воли, и терпения. А Ниночка… она обязательно его дождется!

Он шел по улице, и мягкий, пушистый снег ложился ему на плечи серебряными эполетами, так и сияющими в свете одиноких фонарей.

* * *

Мы покинули поезд еще ночью, где‑то на подъездах к Питеру. Ловчий ловко, как кошка, перелез на крышу соседнего вагона, и вскоре вся наша недружная компания вступила на Питерскую землю.

Было раннее утро. Наступила оттепель, под ногами хлюпала вода, а небо оказалось такого безнадежно‑скучного серого цвета, что мне даже захотелось зевать.

Однако остальные, похоже, были настроены лучше.

— Ну что, ребята, славно поохотиться! Жду вас здесь с наступлением рассвета, — напутствовал Ловчий, и вся свара мгновенно исчезла из глаз.

Мы с ним опять остались вдвоем, и я с удивлением наблюдала за тем, как он присел на выкрашенную зеленой краской, уже довольно‑таки облезлую оградку и прикрыл глаза.

— А ты не будешь охотиться? — спросила я, видя, что Ловчий не обращает на меня никакого внимания.

— Разве это охота? — сказал он, когда я уже почти потеряла надежду услышать ответ.

Где‑то недалеко послышался крик, и я вздрогнула.

— Вот‑вот, — кивнул Ловчий, — гонять всей стаей несчастных испуганных жертв — как раз для них. Сейчас нам нужно как раз такое. Чтобы было много крови и шума. Но это не охота.

Я осторожно присела рядом с ним.

— А что такое охота?

Ловчий улыбнулся.

— Охота — это танец, когда каждая твоя мысль, каждое движение подчинено определенной цели. Здесь не место случайностям. Все должно быть точно выверено. Охотник кружит вокруг своей жертвы. Сначала лишь ощущая ее дразнящий запах, осторожно принюхиваясь к ней, повторяет ее движения так, чтобы сродниться с ней, начать смотреть на мир ее глазами. Охотник должен сделаться ее тенью, чувствовать ее дыхание и каждое движение сердца лучше, чем свое. Только тогда между ними возникает настоящая связь, только тогда происходящее наполняется особым смыслом и особой магией. Только это я называю настоящей охотой.

Он говорил так увлеченно, что я заслушалась. В этот момент я вдруг ясно поняла: охота — вот это та ниточка, которая держит его на грани, она позволяет ему оставаться более живым, чем другие, это то, что делает его непохожим на других и составляет весь смысл его существования.

Мы помолчали. И молчать рядом с ним оказалось несложно. Смешно, но разговаривать можно со многими, а вот молчишь, не испытывая ни малейшей неловкости, только с редкими людьми. Как ни странно, между мной и Ловчим — тем, кто охотился на меня и убил меня, — возникла странная связь. Не такая, как была между мной и Артуром, но от того не менее прочная. Меня необъяснимо тянуло к нему. Возможно, все дело в становлении, и тот, кто делится с тобой своей кровью, всегда вызывает к себе сильную привязанность. А может, и не в этом…

Черт! О чем же я думаю! Неужели моя человеческая половина все еще ищет, к кому бы привязаться? Нет, я не позволю себе подобную роскошь. Никакой привязанности, никаких сожалений. Нужно просто не упускать нужную информацию и использовать ее при необходимости. Теперь, когда Ловчий становится немного понятнее, мне будет проще использовать его. Такой союзник, как он, мне вовсе не помешает.

Но хватит ли у меня сил оставаться бесстрастной самой? Заглянув в глубины своего сердца, я ответила: «Хватит».

— Ты хорошо говорил об охоте, — сказала я, поднимая взгляд на Ловчего. Он по‑прежнему сидел рядом, полузакрыв глаза. — Научи меня! Дай мне почувствовать ту красоту, что чувствуешь в ней ты! Обещаю, что стану хорошей ученицей.

— Хорошо, если ты так хочешь, — неожиданно согласился он.

Хотела ли я? О, я очень, очень хотела! Охота с Ловчим — прекрасная возможность не только научиться его мастерству, но и вызвать у него доверие, покрепче привязать к себе, чтобы в решающий момент рядом со мной был тот, на кого можно опереться, тот, кто выполнит для меня любую сложную или черную работу.

— Тогда… — я встала.

— Погоди, — негромко произнес он, не меняя расслабленной позы, — у нас гости.

— Гости?! — я оглянулась. Улица в предрассветной мгле казалась мне по‑прежнему безлюдной и пустой.