Один день, одна ночь - [10]

– Да я не волнуюсь. Алекс, я так понимаю, что твое рабочее место – это мое рабочее место? В кабинет проводить?

Знаменитый писатель Лорер в кабинете отродясь не работал. Он вообще никогда не писал в каком-то... специально отведенном месте! Таскался со своим ноутбуком из кухни в прадедушкину библиотеку, а оттуда в спальню, непременно устраивал вокруг себя «гнездо», как это именовала Маня, из книг, старых журналов, музыкальных дисков, обрывков каких-то записей и разномастных листочков с нарисованными рожицами и выписанными цитатами. Когда он был «в тексте», ничего вокруг не видел и не слышал и однажды таким макаром улетел вместо Парижа в Амстердам – в зале ожидания во Франкфурте, где была пересадка, строчил роман и, дописывая на ходу, ушел в другой коридор, и очнулся, только когда его хватились и французский издатель, обеспокоенный отсутствием знаменитого писателя, стал названивать по всем телефонам.

Подруга Митрофанова несколько раз всерьез толковала Мане, что он полоумный и его нужно лечить у специального врача.

Поливанова проводила всех в кабинет, с тоской думая о том, во что они сейчас превратят ее рабочее место, – девчонка щелкала затвором, все снимала, хотелось бы знать, что именно! – и вернулась на кухню.

Анатоль с воинственным видом болтал в пузатом бокале коньяк. Маня хмуро принялась составлять на поднос чашки.

– А я знал, что она приедет! – мстительно сообщил старый друг – лучше новых двух – и, перегнувшись, выглянул в коридор, где никого не было. – Еще вчера объявила, что ей заказали твоего хрена с горы!.. Тоже мне, нашли фотографа!

– Это ты всем объявил, что она фотограф. Она не сама придумала.

– Вот чего он всем дался, а?.. Нет, ты мне скажи! Ну что, он в самом деле хороший писатель, что ли?! Чего такого он написал, почему все кипятком писают?! Нет, по европейским меркам оно, конечно, может, и написал, но там никакой литературы давным-давно нету, и культурный процесс скатился ниже...

– Да.

– Чего – да?

– Он хороший писатель.

– Ой, ну брось, а?.. А то я не понимаю в писателях! Ты так говоришь, потому что он тебя трахает и до сих пор не бросил! А вам, бабам, только и надо, чтобы трахали как следует, тогда в каждом мужике вы видите... царя! Вы ведь лишь прикидываетесь порядочными, а на самом деле вы самки, все до одной! Вы все хотите нравиться и трахаться, и если вас не иметь, вы же не простите! Для вас только тот мужик, который...

– Вас вывести или уйдете сами?

Маня чуть не уронила прабабушкину чашку, которую уже минуту без толку терла полотенцем.

Вид у хорошего писателя, стоявшего в дверях, был абсолютно безмятежный. Кажется, даже веселый.

Маня улыбнулась ему грозной улыбкой. Щеки у нее горели тяжелым румянцем. Ах, как Алекс знал и эту улыбку, и румянец!..

– Свари мне кофе. Я что-то сплю целый день.

– А потому что не надо до четырех утра в книжках рыться!

– Мне больше некогда рыться. Ну так что, Анатолий? Уйдете сами или устроим сцену с выволакиванием?

Анатоль медленно и очень выразительно встал, не менее выразительно выплеснул в себя коньяк, сглотнул и с показательным грохотом поставил стакан на стол.

– Значит, так, – начал он, и Алекс подумал с некоторой насмешкой: видимо, все проделанное означает, что придется выволакивать, – я пришел не к тебе, и дом этот не твой! И указывать мне на дверь ты не смеешь!..

Алекс вздохнул.

– У нас полно посторонних, – скороговоркой напомнила ему Маня. – Будь осторожен.

– Никто ничего не заметит, Маня.

– Кто ты такой?! Ты вообще никто, пшик! Книжный червь! Бледная поганка! – И Анатоль зачем-то плюнул на пол. – Я тут всю жизнь провел, а ты!.. Какое право ты имеешь мне указывать! Я всегда правду говорю, вон Машка знает и меня за это уважает! И если я говорю, что она б...дь, значит, это правда!..

Алекс Лорер – хороший писатель, книжный червь и бледная поганка – одним движением крепко взял Анатоля за руку и за плечо.

Анатоль словно по команде выпучил глаза, коротко прохрипел невнятное, дернулся и нагнулся вперед, будто собираясь искать что-то на полу.

Маня отвернулась. Она знала, что Алекс умеет проделывать всякие такие штуки и время от времени даже проделывает, но смотреть на это не желала.

Ведя Анатоля впереди себя, как непослушную собачку на коротком поводке, Алекс вышел в коридор и пропал. Появился через некоторое время без всякого Анатоля и вежливо напомнил ей про кофе.

Маня достала турку, водрузила на плиту и покосилась на него. Щеки у нее по-прежнему горели, хотя в кухне стало как будто значительно просторнее и легче дышать, и окно она распахнула настежь.

– Что это ты так разошелся?

Он пожал плечами.

– Ты чего разошелся, а?!

Он вдруг улыбнулся очень весело:

– Должен ли я сказать, что не позволю никому оскорблять тебя? Или можно не говорить?

– Можно не говорить, – буркнула Маня. – Кофе в кабинет подам.

– Спасибо.

Она нагнала его в длинном темном коридоре, повернула к себе, обняла и припала.

– Как я устала, ужас. И Анатоль приперся!.. Я думала, ты один приехал, а оказалось... У тебя надолго еще этот конфитюр, в смысле интервью?..

Алекс потерся щетиной о ее горячую щеку.

– Знаешь, я думаю, надолго. Она очень... въедливая журналистка, эта Ольга.