Один день - [17]

2. Я также считаю, что тебе нужно свалить с той квартиры. Тилли обдирает тебя как липку — как можно платить столько за комнату без окон? Это не «гардеробная комната», а самый что ни на есть шкаф, и тебе надо сваливать оттуда — пусть кто-нибудь другой развешивает Тилли ее серые лифчики! Когда я вернусь в так называемый реальный мир, я куплю квартиру, потому что именно так поступают мерзкие зажравшиеся капиталисты вроде меня, и ты всегда сможешь жить у меня временно или постоянно, если захочешь, потому что мне кажется, у нас все получится, как по-твоему? Мы вполне можем стать соседями. Конечно, если тебе удастся противостоять моей сексуальной неотразимости, ха-ха. Если же нет, буду по ночам запирать тебя в твоей комнате. Короче, так мы дошли до самого главного, а именно:

3. Как только ты это прочтешь, вставай и иди в студенческое турагентство на Тоттенхэм-Корт-роуд и возьми себе билет с открытой датой до Дели, желательно с вылетом до 1 августа (а это уже через две недели). Если ты забыла, это мой день рождения. За ночь до знаменательной даты садись на поезд до Агры и там остановись в дешевой гостинице. Наутро встань пораньше и иди в Тадж-Махал. Может, слышала о таком месте — это такое белое здание, в честь которого назвали индийский ресторан на Лотиан-роуд? Оглянись вокруг, и ровно в полдень, если встанешь под самым куполом с красной розой в одной руке и экземпляром «Николаса Никлби»[13] в другой, я приду и отыщу тебя, Эм. Я буду держать в одной руке белую розу, а в другой — экземпляр «Говардс-Энда», и когда увижу тебя, швырну в тебя эту тягомотину!

Не правда ли, это самый грандиозный план, о котором ты слышала?

Уверен, ты скажешь: ах этот Декстер, опять он в своем духе, а о самом главном забыл. Где взять деньги? Ведь авиабилеты не растут на деревьях, и как же мой соцпакет и рабочая этика и т. д. и т. п. Что ж, не волнуйся — за всё плачу я. Да, ты не ослышалась: за всё плачу я! Я переводом вышлю тебе денег на авиабилет (всегда хотел перевести кому-нибудь денег из-за границы) и буду оплачивать все твои расходы, пока ты будешь в Индии, что конечно же звучит круто, но на самом деле не так, потому что тут всё стоит копейки. Мы можем прожить здесь несколько месяцев, Эм, ты и я, потом поехать в Кералу или в Таиланд. Пойдем на вечеринку в полнолуние — представь, не спать всю ночь не потому, что беспокоишься о будущем, а потому, что это весело. (Помнишь, как мы всю ночь не спали тогда, в Эдинбурге, Эм? Ладно. Рассказываю дальше.)

Всего за триста фунтов чужих денег ты могла бы изменить всю свою жизнь, и не надо из-за этого переживать, потому что, сама посуди, у меня есть деньги, хоть я никогда и не работал, а ты там вкалываешь и все равно сидишь без гроша — это ли не социализм в действии? К тому же, если тебе очень-очень захочется, ты конечно же сможешь вернуть мне долг, когда станешь знаменитым драматургом или поэзия вырастет в цене и т. д. К тому же это всего на три месяца. Мне осенью все равно возвращаться. Сама знаешь, у мамы проблемы со здоровьем. По ее словам, операция прошла успешно, но, может, она говорит так, лишь чтобы меня успокоить? Как бы то ни было, рано или поздно мне все равно придется вернуться. (Кстати, у моей мамы есть теория насчет тебя и меня, и если ты придешь на встречу в Тадж-Махал, я все тебе расскажу, но только если придешь.)

На стене передо мной сидит нечто вроде гигантской хищной саранчи, и она так на меня смотрит, будто приказывает мне заткнуться, что я и сделаю. Дождь кончился, сейчас я пойду в бар на встречу с новыми друзьями. Говоря «новые друзья», я имею в виду трех студенток амстердамского мединститута, и этим все сказано. Но по пути я непременно отыщу почтовый ящик и отправлю это письмо, пока не передумал. Не потому, что считаю, что твой приезд сюда — плохая идея (вовсе нет, идея замечательная, ты обязательно должна приехать), но потому, что думаю, что слишком много наговорил. Извини, если тем самым досадил тебе. Суть всего сказанного в том, что я думаю о тебе, причем постоянно. Декс и Эм, Эм и Декс. Можешь считать меня сентиментальным, но в этом мире нет ни одного человека, кроме тебя, вместе с которым я с большей охотой подцепил бы дизентерию.

Тадж-Махал, 1 августа, полдень.

Я тебя найду!

С любовью,

Д.

* * *

…и поставив точку, он потянулся, почесал затылок, допил последний глоток пива, взял письмо, аккуратно сложил листки и торжественно положил перед собой получившуюся стопку. Тряхнул затекшей рукой — одиннадцать страниц, да еще и быстро написанных; он так много не писал с выпускных экзаменов. Удовлетворенно вытянув руки вверх над головой и потянувшись, он подумал: нет, это не письмо — это подарок.

Надев сандалии, он встал, слегка шатаясь, и с дрожью приготовился к походу в общие душевые. Его тело стало темным от загара — он целых два года работал над этим, и теперь цвет бронзы проник глубоко в кожу, как креозотовая пропитка — в древесину забора. Волосы были пострижены почти под ноль — над прической потрудился местный брадобрей. Декстер также немного похудел, но втайне ему нравился новый образ: героически впалые щеки, словно он заблудился в джунглях и его только что спасли. В довершение он сделал ни к чему не обязывающую татуировку на щиколотке — нейтральный символ инь-ян. Возможно, в Лондоне он об этом еще пожалеет, но ничего — всегда можно надеть носки.