Один день что три осени - [4]

Но когда дело уже дошло до написания романа, это оказалось не так-то просто. Все эти картины представляли собой разрозненные эпизоды из жизни, между тем как персонажи и события романа необходимо было увязать между собой. Помимо этого, некоторые из картин Шестого дядюшки относились к постмодерну, соответственно изображенные на них люди и среда были искажены или преувеличены, в них читались переходы из нашего мира в потусторонний, их населяли добрые и злые духи; другие его работы напротив выглядели очень правдоподобно, на них отображались бытовые сцены, обычные люди и текущая рутина повседневной жизни; причем техники, в которых писались эти два вида картин, заметно отличались; применительно к картинам, которые рисуются каждая отдельно, это допустимо, но в пределах одного романа изобразительные приемы и стиль письма должны быть едиными. Написав две главы, я уже думал бросить это дело, но потом рассудил так: пусть я всего лишь писака, которому и курицу-то связать не по силам, однако своей писаниной я помогаю людям развеять тоску, к тому же в душе я всегда одобрял увлечение Шестого дядюшки. Надо использовать свое какое-никакое мастерство, чтобы оживить позабытые чувства и мечты моего друга, нельзя бросать слов на ветер и останавливаться на полпути, поэтому с горем пополам я продолжил писать дальше.

Пока я писал, то изо всех сил старался согласовать между собой все, что проявлялось в картинах дядюшки, от постмодернизма, всякого рода искажений, преувеличений и переходов из одного мира в другой с их добрыми и злыми духами до реалий повседневной жизни; при этом реалии повседневной жизни стали основой повествования, а все эти искажения, преувеличения и переходы из одного мира в другой с их добрыми и злыми духами послужили своего рода яркими лоскутами или острой приправой; в большинстве глав описывается самая будничная реальность, но есть главы, в которых присутствует и некоторая чертовщина, свойственная постмодернизму, все это сугубо смеха ради, хочу, чтобы читатель не воспринимал это серьезно; главных героев для романа я отобрал с того самого полотнища в два квадратных метра, на котором в технике контурного рисунка изображались все участники яньцзиньской труппы, именно они сопровождают все повествование от начала и до конца; разумеется, среди главных героинь не обошлось и без задушевной подруги Шестого дядюшки; в общем я старался устроить так, чтобы все эти персонажи стали еще ближе к Шестому дядюшке. Среди них главным героем стал человек, которому пришлось покинуть Яньцзинь, но ведь только тот, кто покинул Яньцзинь, способен его понять как никто другой; а вот на картинах Шестого дядюшки везде изображен Яньцзинь; в этом смысле мой роман от картин отличается; прошу Шестого дядюшку не осуждать меня за то, что здесь я малость выскочил за рамки. Расширив границы, мы тем самым дали простор для развития сюжета. Поскольку прах от картин дядюшки исчез без следа, то все они превратились лишь в память о прошлом, в память об оставшихся в памяти картинах, поэтому, восстанавливая их сюжеты, погрешностей все равно не избежать, полностью вернуться в мир дядюшкиных художеств вряд ли удастся; поэтому если при изображении тигра у меня получилось некое подобие собаки, то также прошу Шестого дядюшку меня не осуждать. Короче говоря, в этом романе есть места, где я остаюсь верным Шестому дядюшке, а есть места, где я ему изменяю, но когда я только начинал писать роман, то и думать не думал, что получится именно так. Однако все это вышло от чистого сердца и отразило правду. Шестой дядюшка говорил, что Яньцзинь славится своими шутниками, так что считайте, что этот роман тоже шутка.

Благодарю каждого из друзей, кто прочитал эту книжку. Заодно выражаю вам всем благодарность и от имени Шестого дядюшки.

Часть 1 Хуа Эрнян

Хуа Эрнян это девица, которая обожала смешные истории. Когда ее спрашивали, откуда она пришла, Хуа Эрнян отвечала, с горы Ванланшань. Когда ее спрашивали, зачем она пришла, Хуа Эрнян отвечала, за шутками. Когда ее спрашивали, почему ее брови покрыты инеем, Хуа Эрнян отвечала, потому что в горах лежит снег. На ее локотке висела корзинка, доверху наполненная красной, похожей на фонарики хурмой.

Хуа Эрнян отправлялась за шутками не днем, а по ночам.

Сама Хуа Эрнян была не из Яньцзиня. Она пришла в Яньцзинь издалека, преодолев все тягости пути, и прибыла она на переправу, чтобы дождаться одного человека. Этого человека звали Хуа Эрлан. Она ждала его уже больше трех тысяч лет, но Хуа Эрлан так и не приходил. Хуа Эрнян каждому объясняла, что договорилась с ним о встрече. Она знать не знала, нарушил ли Хуа Эрлан их договор, изменив ей, или же за три тысячи лет непрерывных войн и бедствий просто сгинул в пути. Устав стоять у переправы, она садилась у реки мыть ноги, и пока их мыла, приговаривала: «Ай да водица, только тебе и можно доверять, сказала придешь, и каждый день приходишь в назначенный час». Водица ей отвечала: «Эрнян, ты встречалась вчера не со мной, я появилась здесь лишь сегодня». Хуа Эрнян вздыхала: «Хорошо хоть река все та же, иначе мне бы некуда было идти». А водица ей отвечала: «Эрнян, раз вода не та, то и река изменилась». Завидев в небе вереницу диких гусей, Хуа Эрнян восклицала: «Ай да гуси, только вы и точны, в прошлом году улетали, а в этом вернулись в назначенный час». Гуси ей отвечали: «Эрнян, мы не те же самые гуси, прошлогодние гуси почили в южных краях». Прождав примерно до тех пор, когда на престол взошел сунский император Хуэйцзун