Одесский листок сообщает - [12]

– Дельная мысль, – хором сказали питерцы.

– Даю разрешение на встречу, – важно объявил ротмистр.

– Назначена на сегодняшний вечер, – доложил губернский секретарь. – В десять часов вечера в чистой половине трактира «Садик», что в Гаванной улице.

– Можно мы с вами пойдем? – спросил Азвестопуло с надеждой в голосе.

– Напугается он такой толпы, – возразил начальник сыскного отделения. – Лучше я один. Все-таки фартовый фартового будет полиции сдавать. У них за такое режут.

– Тогда мы у дверей постоим, в роли вашей охраны, – решил коллежский советник. – Раньше всех узнаем, как прошла беседа.

На этом совещание закончилось. Челебидаки тоже взял на прощание важный тон:

– Прошу немедля сообщить мне результаты, для передачи его превосходительству.

– Будет сделано, Анастасий Анатольевич, – уверил чиновника особых поручений полицмейстер. – Рапортом в лучшем виде, доставим вам на квартиру. Вы, так сказать, глаза и уши градоначальника, куда ж мы без вас.

Глава 3 Ребята-ежики

До встречи в «Садике» оставалось еще четыре часа. Питерцы спустились в кабинет Черкасова. Сыскное отделение помещалось на первом этаже дома номер сорок четыре по Преображенской улице, вместе с городским управлением полиции и Бульварным участком. Так стояло в календаре. Сами одесситы говорили: угол Преображенской с Кондратенко. Только в Одессе и Петербурге Лыков встречал такие «угловые» адреса.

Тесный кабинет начальника отделения был обставлен казенной мебелью, по стенам висели карточки преступников, объявленных в циркулярный розыск.

– Андрей Яковлевич, расскажите про криминальную обстановку в Одессе, – попросил Лыков.

– Да вы у нас частый гость, сами все знаете.

– В четвертый раз всего.

– В четвертый? – удивился главный сыщик. – Разве?

– Впервые мы с вами познакомились в тысяча девятьсот четвертом году, я тогда забрал в Петербург Сергея Маноловича. Вы еще были приставом, прикомандированным к сыскному отделению. Второй раз приехал, когда Азвестопуло под именем Сереги Сапера предупреждал покушение на градоначальника Григорьева. Третий – прошлой осенью, когда мы с вами неудачно ловили бежавшего в Одессу Балуцу.

– Ну коли так… Скажу прямо, Алексей Николаич, в сравнении с тем, что было в лихолетье, у нас теперь ничего. Жить можно. Преступники, конечно, никуда не делись. Работают хлопцы, без дела не сидят. Но мы ввели их в оглобли. Убийств стало не в пример меньше. Квартирных налетов почти нету. Кражи – да, их по три штуки каждую ночь. Тащат у тюньтей [11] что плохо лежит. Ну разденут иной раз, ножиком ткнут не до смерти. Да вот хоть сводки происшествий поглядите, в них все видно.

Начальник сыскного отделения выгреб из стола пачку листов, взял верхний и стал зачитывать вслух:

– Вчерашнее второе апреля хотя бы взять. В час ночи на Сенной площади трое ограбили проходившего мимо мещанина, отобрали пять рублей и пиджак. Зачем он, спрашивается, в такое позднее время шлялся в нехорошем месте? Далее. На Мельничной улице в доме двадцать два крестьянин Степан Вертлан ударил топором по голове крестьянина Ивана Колдырина. Подрались дураки по пьяному делу. Тяжелое ранение… Вот странное происшествие! Крестьянин Абраменко украл из галантерейного магазина Гальперина в Пассаже на Преображенской улице три пары дамских кальсон. Вы не знаете, для чего мужику бабские кальсоны?

– А что-то посерьезней?

– Хм. Ну вот вам другое. – Губернский секретарь взял следующий листок. – Тридцатого марта на той же Мельничной улице обнаружен труп неизвестного с тремя колотыми ранами в груди. Труп отправлен в анатомический покой Новой городской больницы. Преступление, как вы говорите, серьезное, со смертельным исходом. До сих пор не раскрыто. Похоже, скоки не поделили что-то между собой. Уж очень вид у покойника страхолюдный. И в ту же ночь в саду Юлиуса нашли полузадушенного бессознательного человека. Отправлен в больницу в тяжелом состоянии. С этим случаем более-менее ясно: напился шмендрик в кабаке и дал себя ограбить. Ладно хоть не до конца удавили, пожалели.

– То есть в один день произошли убийство и ограбление, – констатировал Лыков. – А вы говорите, спокойно в Одессе.

– Это просто тридцатое марта такое выпало, – стал оправдываться Черкасов и опять зашелестел бумажками. – Вот получше денек. У Магазинера, известного скупщика краденого, при обыске нашли золотые и серебряные вещи. Мы их отобрали по подозрению в неблаговидном приобретении, будем предъявлять потерпевшим. Далее. Содержатель будки съестных припасов в Карантинной гавани Карп Соловьев заявил о краже у него самовара и весов; убытку на двадцать пять рублей. А в извозном заведении наследников Свиридова стащили кучерский армяк и экипажные часы, всего на сумму сорок рублей. Неужто экипажные часы так дорого стоят? Ох, врут наследники…

Коллежский советник отобрал у главного сыщика рапортички и стал их просматривать, комментируя:

– В доме номер восемь по Среднефонтанской дороге крестьянин Иван Зайонц ранил ножом крестьянина Василия Седых, домохозяина… На проходившего по Колонтаевской улице крестьянина Гурия Швец-Шевчука набросился неизвестный и нанес ему колотую рану в грудь… Угол Ришельевской и Большой Арнаутской, в одиннадцать часов ночи двое напали на мещанина Мойше Шнайдера, ударили финкой в спину и убежали… А поножовщины-то много, Андрей Яковлевич!