Одесский альманах на 1840 год - [3]

начинающихся и оканчивающихся фразою: «Делиль! ты не поэт!»; в средине рондо очень удачно размещены приличные доказательства, что Делиль был поэт и что его не признают теперь таким только по развратности настоящего века. Впрочем, г. М. Дмитриев в французах XIX века, не в пример прочим европейским народам, признает еще некоторую нравственность. Послушайте:

Но к чести Франции и к чести просвещенья,

Еще в сынах ее остаток уваженья

К тебе, к другим певцам хранится и поднесь.

В них есть какая-то врожденная им спесь,

С которой классиков, чтецами позабытых,

Они считают всё в великих, знаменитых.

У них Расин, Вольтер и Севинье сама —

Всё слава нации, всё образцы ума;

И самый Буало, их строгий воспитатель;

Не слушают его, а все законодатель!..

Сам Александр Петрович Сумароков, в какой-нибудь сатире или эпистоле, не мог бы выражаться обстоятельнее, и доказательнее, и более звучными, гладкими и гармоническими стихами! Мы думаем, что такой род стихов, напоминающий доброе старое время, – самый приличный для защиты Делиля против безнравственности и разврата настоящего времени. Сверх того, что за наивность в доказательствах! – Послушайте еще немножко:

…Они перед Мольером

Доныне фимиам жгут полною рукой;

Их Лафонтен доднесь пленяет простотой;

Они забыли их, как моду двух столетий,

Но уважают.

Хорошо уважение: забыли, не читают, но уважают! Впрочем, истинная побудительная причина этой прозаической элегии-сатиры не Делиль, а другие певцы, именно российские, которые еще ниже и Делиля:

…Когда уж наши деды,

Сражаясь с языком, достигнувши победы

И поле славы нам очистив наконец,

И те не возмогли свой удержать венец —

Чего ждать будет нам?..

А! вот что!.. Но кто же эти вы, почтенные господа «инкогнито»? Об истинных талантах старого времени нечего хлопотать: их, может быть, мало или и совсем не читает публика, но заслуги их литературе, их труды известны всем, занимающимся дельно отечественною литературою; их имена стали историческими; о гениальных людях еще менее нужно хлопотать: они и без ваших хлопот бессмертны. Что же касается до вас, господа «инкогнито», – не спрашивайте, «чего ждать будет вам?» – вы уж дождались своего и вам больше нечего ждать…

После рифм г. М. Дмитриева, во втором ряду стихотворений «Одесского альманаха», особенно замечательны стишки гг. Степанова, Щеткина, Раича и Струйского. К этому же второму ряду должно отнести и отрывок из перевода «Энеиды» г. де Ларю. Когда перевод напечатается вполне, г. де Ларю окажет им великую услугу русской публике в пользу развития ее эстетического вкуса: тогда все, сравнив «Илиаду» с «Энеидою», поймут разницу между великим, самобытным, свежим, целомудренным, в своей возвышенной простоте, созданием художественной древности, – и между щеголеватым, обточенным, но мертвым и бездушным подражанием. Сравнения очень полезны для разумных выводов и результатов: все понимают достоинство и красоту человеческого стана, но возле красивого человека поставьте орангутанга – и красота первого будет еще виднее…

Но в «Одесском альманахе» есть третий ряд стихотворений, который нам кажется лучше обоих прежних. К нему мы относим шесть новогреческих песней, дышащих наивною поэзиею народной фантазии и прекрасно переведенных г. Протопоповым; грациозное, проникнутое чувством, хотя и шутливо написанное стихотворение «Городок» г. И. К.{18}, впрочем, кроме последнего куплета, который портит эту прекрасную пьеску; и, наконец, два маленькие стихотворения, подписанные буквою М. и отличающиеся художественностию формы, напоминающей подражания древним Пушкина{19}. Выписываем лучшее из них – «Сон»:

Когда ложится тень прозрачными клубами

На нивы спелые, покрытые скирдами,

На синие леса, на влажный злак лугов,

Когда над озером белеет столп паров

И в редком тростнике, медлительно качаясь,

Сном чутким лебедь спит, на влаге отражаясь,

Иду я под родной соломенный мой кров,

Раскинутый в тени акаций и дубов,

И там, с улыбкой на устах своих приветных,

В венце из ярких звезд и маков темноцветных,

И с грудью белою под черной кисеей,

Богиня мирная, являясь предо мной,

Сияньем палевым главу мне обливает

И очи тихою рукою закрывает,

И, кудри подобрав, главой склонясь ко мне,

Лобзает мне уста и очи в тишине.

Издание «Одесского альманаха» очень красиво. Печать делает честь провинциальной типографии; только бумага не совсем ей соответствует. Две виньеты и шесть картинок, прекрасно сделанных, составляют важное украшение книжки. Сверх того, к ней приложены ноты на песню Кольцова «Если встречусь с тобой», музыка г. Глинки.