Одержизнь - [13]

II Горевестница

– Где ты был?

Ей очень хочется кричать. Хоть раз в жизни устроить настоящую истерику, но она держит себя в руках. Нельзя. Ксавье как-то сказал, что доверие подростка – стекло. Бьётся безвозвратно. Склеить можно, но трещины будут бросаться в глаза, исчезнет прозрачность.

– Жиль, пожалуйста…

– Я дома, ну чего ты?

И улыбается. Глаза довольные, в волосах цементная пыль, свитер безнадёжно испорчен, мешковатые штаны на коленях изорваны в клочья. В исцарапанных руках мальчишка бережно держит маленький свёрток.

– Тебя избили? – тихо спрашивает Вероника, присаживаясь в кресло.

– Не! Ты прости, что я задержался, Веро. Я сейчас вымоюсь и вернусь, хорошо?

Он бережно кладёт на стол маленький свёрток и убегает на второй этаж, оставляя на полу грязные следы. Вероника разворачивает тряпицу и с недоумением рассматривает жёлтую чайную чашку. Чашка не новая, пыльная, с сеткой трещин внутри и покрытым копотью боком.

«Что это? Зачем? Где его носило до позднего вечера? – с тоской глядя на чашку, думает Вероника. – Чем он живёт там, за порогом дома? Что с ним происходит? Мой самый родной человек страшно далеко от меня, даже когда я касаюсь его. Так быть не должно. Но как это изменить?»

Она проходит на кухню, щёлкает выключателем, ставит на электроплиту старенький чайник с эбонитовой ручкой. Достаёт из холодильника сыр, замороженные овощи, варёную курицу. Можно было бы разбудить Ганну и попросить приготовить Жилю ужин, но сейчас ей хочется это сделать самой. Мама Вероники никогда не готовила сама, всё доверяла слугам. Но юная мадам Каро, привязанная к няньке Ганне как к единственной в новой семье по-настоящему родной душе, привыкла много времени проводить на кухне. Так и переняла постепенно нянюшкины кулинарные хитрости.

Пять минут спустя в кухню заглядывает Жиль, привлечённый шкворчанием сковороды и запахом еды. Мокрые волосы встрёпаны полотенцем, одет парнишка в старые пижамные штаны.

– А что тут готовится? – любопытствует Жиль и косится в сторону электроплиты.

– Ужин для голодного братика, – весело откликается Вероника. – Скорее за стол!

Жиль послушно усаживается, ставит перед собой жёлтую чашку. Смотрит на неё как одурманенный, по лицу блуждает улыбка. Вероника перекладывает в тарелку курицу и жареные овощи с сырной корочкой, несёт еду на стол. Садится напротив, подпирает щёку ладонью:

– Что это за артефакт, расскажешь?

– Артефакт? – переспрашивает Жиль, быстро расправляясь с пищей.

– Ну… старая вещь, – поясняет Вероника.

Мальчишка бережно проводит по ободку чашки пальцами, задерживает руку над ней.

– Это очень дорогая вещь. Не такая уж она и старая, но очень ценная. Веро, если бы ты знала, куда я за ней лазил! Я расскажу, если ты обещаешь меня после этого не бить.

Его глаза сияют таким восторгом, что сестра торопливо кивает.

– В Третьем круге есть здание, которое пожрал лёд. Заброшенное, всех оттуда переселили. Веро, я залез на самый верх, туда, где всё разрушено! Прости за испорченные шмотки, но… я должен был однажды это сделать. Я несколько раз пытался, и сегодня получилось! – Он вглядывается в лицо Вероники, и его ликование сменяется растерянностью: – Что?

Вместо ответа она тянется через стол, берёт брата за руку, разглядывает покрывающие кожу ссадины. Встаёт, обходит вокруг, рассматривает его спину. Обнимает за плечи, целует над ухом.

– Жиль, ты весь ободранный. Даже поясница. Милый, мне так хотелось бы за тебя порадоваться, но я с трудом удерживаюсь от слёз. Мне страшно думать о том, чем это могло закончиться. Мой храбрый, ловкий, отважный… зачем ты так рисковал? Стоила бы эта чашка твоей жизни?

– Стоила, – отвечает он уверенно.

Вероника задумчиво перебирает мокрые пряди его волос. Что значит для него эта чашка? Он бы не полез ради трофея туда, где всё может рухнуть в любой момент. И на спор не стал бы. И если пытался не раз…

– Жиль. Чья это вещь?

Брат оборачивается, ловит её взгляд. И Вероника по выражению его лица уже знает, что сейчас услышит.

– Акеми. Она очень любит эту чашку. Веро, я точно знал, что найду её там. Она в огне уцелела и при обрушении крыши тоже…

Молодая женщина вздыхает и отходит к плите. Выключает конфорку под посвистывающим чайником, снимает его, перехватив ручку кухонным полотенцем. «Надо что-то сказать, обязательно надо. Слова, нужные слова, где же вы? – лихорадочно бьётся в голове. – Это мой родной человек, ему нужна поддержка, он ждёт от меня одобрения, но я не могу! Это сильнее меня, я не хочу лицемерить и лгать!»

– Чай будешь? – спрашивает она, не поворачиваясь.

Ответа нет. Лишь тихо цокают по фарфоровой тарелке зубцы вилки. Вероника стоит, держа на весу чайник, смотрит, как завитушки белёсого пара покидают изогнутый носик. В детстве они с братом любили зимой выносить чайник на крыльцо и наблюдать за паром. Веронике чудились в нём и восточные джинны, и жутковатые многоголовые змеи, и оперение сказочных птиц. Жиль был совсем мал и верил всему, что рассказывала сестра.

– А помнишь джинна, который насылал на нас из чайника плохие сны?

– Помню. Он поселялся там, когда родители ссорились, – отвечает Жиль с грустинкой. И добавляет: – Веро, я понимаю. Ты не обязана её любить.