Одержимый Шон - [22]

Шон отпихнул сапог под оперение. Перья, шершавые и очень сухие, зашелестели ему в лицо. Лошадь пронзительно заржала, забилась, встала на дыбы — и всадник с волосами цвета пара скатился с ее крупа, растопырив руки и ноги, лишенный всякой опоры. Волшебник падал в кусты, по-человечески неловко и громко вопил. А Шон…

Ухватившись за гриву и повод с бахромой, увернувшись от опущенного крыла и вставив ноги в пустые стремена, он вскочил на спину летучей лошади.

— Дирн! — закричал он. Лошадь забилась. Шон крепко сжал ее. И усмирил. Широкая спина стала спокойной, стремена, узда, смесь запахов земного зверя и птицы казались почти знакомыми. Как будто он во сне часто так скакал. Его одержимостью было знание, констатировал он, способность осознать воспоминания, которые были в нем. Но если они ему помогли, для чего же их превратно истолковывать?

Дирн, спотыкаясь, шел к нему. Позади в папоротнике ворочался всадник, а в отдалении топтались две другие лошади, и завернутые в крылья Мертвые, сидевшие на них, были неподвижны и безмолвны.

Шон легко ударил стременами, на которых были серебряные шпоры. Лошадь шагнула к Дирну, и Дирн отшатнулся. Лошадь ударила крыльями. Тогда Шон наклонился и грубо ухватил Дирна за плечо, рубашку и волосы, как тогда в камине. И Дирн неуклюже вскочил на лошадь, подавив отвращение.

Шон не был уверен, дал ли он лошади невольный сигнал, или попробовал взлететь с отягощающим двойным грузом. Как бы то ни было, лошадь рванулась вверх, как пущенная тетивой стрела.

Небо бросилось Шону в лицо. Казалось, все его существо не хотело отрываться от земли. Звезды и луна, клочки листьев стремительно понеслись мимо. Дирн сидел, вцепившись руками в гриву. Шон, придерживая его, сам крепко держался. Лошадь, на которой он сидел, казалась жутким ланигафтом из мускулов и перьев — нечто пульсировало под ним и несло его с собой.

Она летела в Трясину Крея, в этом не было сомнений. В королевство, или город, или могилу самой смерти.

Лес под ними казался облаком, черным облаком, небо было соткано из блеска и темноты, а лошадь была ветром.

Глава 7 МЕРТВЫЙ УГОЛ

Там река.

— Что?

— Восточная река. Открой глаза, Шон!

Ты что, заснул?

— Едва ли.

— Если ты упадешь, я тоже упаду.

Я едва держусь на этом звере духов. Куда он летит?

— В Мертвый Угол. Куда же еще?

— Теперь другой вопрос, о король. Почему эта скачка — если можно это так назвать — кажется такой настоящей? Прямо как собственный полет, пока я не потерял умение.

— Мы одержимы. Сила, которая вселилась в нас, может таким образом ездить верхом и находит в этом удовольствие.

— Нема бы стошнило, — сказал Дирн. — Проклятье, он снова лезет мне в голову.

— Забудь! — сказал Шон.

Река разрезала лес, протянувшись с севера на юг, потом становилась тоньше и, наконец, исчезала. Однако под ними река была широкой: мили четыре, а то и больше. Она была едва освещена, но блестела, и по блестящей поверхности скользило единственное пятно, на которое смотрел Шон, пока не понял, что эту тень отбрасывала лошадь, летящая между водной гладью и тонкой луной.

Дирн посмотрел через плечо Шона.

— Они, наконец, летят за нами, но очень далеко.

Шон тоже посмотрел. Одна белая и одна черная птица были в небе: оставшиеся верховые звери Детей Смерти, следовали за ними, и одна из них, вероятно, несла такой же двойной груз.

— Скоро мы должны увидеть кладбище, — сказал Дирн. — Что это будет? Большой могильный холм с рассыпанными костями?

— Такая лошадь, как эта, не возникает из могилы.

— Такая лошадь, как эта, может возникнуть как угодно и где угодно.

Под ними снова шумел лес, они пересекли реку. Белая и черная птицы летели позади. Шон и Дирн должны были достичь Трясины Крея задолго до них.

Трясина Крея. Мертвый Угол.

Внезапный порыв ветра ударил им в лицо, когда лошадь круто пошла вниз, выровнялась и заскользила на широко раскинутых крыльях. Лесистая равнина наклонилась. Сквозь ее деревья они пролетели около 100 метров и спланировали в плоский лог в конце долины. Тут деревья густо росли лишь на небольшом пространстве, а затем лесной массив распадался на темные острова, рощи, подлесок. В той стороне звезды как будто упали с неба и усыпали всю местность. Так показалось бы деревенскому жителю. Тому, кто утверждал, что если быть внимательными, то в ясные дни из Еловой Рощи можно видеть Трясину Крея, — но при такой удаленности это было невозможным. Нет, это никакие не звезды. Тысячи огней. И бледный мягкий свет, который они рассеивали по всей низине.

Трясина Крея была… да, новое имя, которое он употребил, даже не постигнув его смысл: городом.

Лошадь окунулась в город, как рыба ныряет в ручей.

От ее крыльев расходились маленькие волны воздуха. Незнакомый теплый воздух, который держался у плоского дна низины, обтекал их. Он был полон неясных шумов и запахов и пронизан светом, из-за чего казался стеклянным.

Город достигал 26 метров в высоту и уже несся им навстречу.

Частокол из башен, тонких, как стебли, с блестящими окнами невообразимых форм — круглыми и серпообразными, как молодой месяц, подобные лепесткам маргариток' или звездам с узкими лучами — и все это многоцветное, пестрое и прозрачное.