Одержимый рисунком - [17]
— Ваша дочь? Откуда она знает меня?
— Как же не знать ей вашу милость, если она присматривает за моим старым другом Сиба Коканом!
Тут только вспомнил Сюнро: милая, нежная девушка, вылитая О-Сэн. Кокан называл ее внучкой. Выйдет, подаст чай, зальется румянцем, поклонится и уйдет. Сюнро к ней привык, называл ее Ханако — цветочек. Тут только понял, что очень ему нравилась. Отца ее тоже видывал у Кокана, как позабыл — удивительно.
— Боязно мне было, что станете смеяться, вот и решил я сам выступить сватом, — продолжал Сори, — по крайней мере, думаю, все останется между нами.
Сюнро почему-то ухватился за последние слова:
— Да, если жениться, хорошо, чтобы все было между нами. Без огласки. В тесном семейном кругу…
Так и было. Девять раз обменялись молодые чашечками сакэ. Танари Сори пропел благопожелательную песню из драмы «Но»: «Спокойны волны четырех морей». Его ученик, молодой парень, Сёдзи заплакал почему-то, махнул рукой и вышел из комнаты. И началась для Сюнро нежданно новая, непривычная жизнь. Просто, не правда ли? Не удивляйтесь: такие браки — дело обычное в старой Японии.
Кнёнага. Взморье у Синагава. Из серии «12 месяцев».
«Ханако, милая, что тебе могло во мне понравиться?» — спрашивал Сюнро. Та краснела и опускала голову.
«Ханако, любимая, что ты хочешь, — все для тебя сделаю», — продолжал он.
Она пожимала плечами, не хотела говорить, а все-таки сказала:
«Повези меня кататься по Сумидагава».
Лодочники в пестрых халатах оттолкнулись от берега бамбуковыми шестами. Один отдает команду, как плыть, другой сидит на корме и гребет. Дома к реке задними стенками. Крыши сливаются в линию, бегущую вниз к горизонту, как на картинах ранга. Один к одному. Мосты, мосты. Под ними на миг темнота. Мосты резко выгнуты. Вместе с отражением — правильный круг. Время от времени вынимает Ханако из парчовой сумки коробочки с румянами и пудрой, напоенные духами бумажки, маленькие гребни, — прихорашивается. Мимо снуют лодки. Проезжающие обмениваются шутками с молодоженами.
Приятно, пожалуй, что многие их видят. Ханако дивно хороша. Вот она запела, отбивая такт ладошками по скамейке:
Очаровательно, хотя, впрочем, слишком грустно для данного случая.
Ближе к устью река шире, блестит, как зеркало. От ряби на воде хочется жмурить глаза. Солнце греет спину, ветерок ласкает лицо. Много лодок вокруг на причале — это жилища бедняков, которым нет места на суше. Хотел рассказать о детстве — близко родные места, — но так и не начал. Ханако смеется, сидя пританцовывает. А берега лиловеют ирисами… Неужто счастье? Страшно подумать, дух занимает.
В доме тестя Сюнро безвыходно провел три месяца. Мастерская Танари Сори не получала большого числа заказов. Мастер с учениками до прихода Сюнро жил бедно. Зато было времени много, чтобы учиться. Сюнро, к удовольствию тестя, стал под его руководством постигать секреты Кано. С натуры ученики Танари не рисовали ничего. Только копировали образцы— несколько картин знаменитых китайцев, составлявших гордость хозяина мастерской. Здесь были редчайшие вещи Ририомина (по-китайски Ли Лунмянь), Моккэя (по-китайски Му Ци), Кисокотея (по-китайски Хой Цзуна) и других мастеров эпохи Сун, то есть XI–XII веков. Главным образом пейзажи, звери, птицы.
Для того чтобы сделать копию, каждый штрих оригинала изучали долго-долго. Учитель был на редкость придирчив. Захваленный у Сюнсё герой наш никогда еще не проходил столь основательной муштры. «Тебе не прощу малейшего промаха, — говаривал Сори, — ты мастер и зять мне. Поэтому не смотри, что делают начинающие неспособные ученики. С тебя спрос вдесятеро». Преувеличенно вежливый с теми, к кому был равнодушен, такие слова старый художник мог обращать только к родным и близким. Это трогало его зятя до глубины души. Он счастлив был вновь оказаться учеником. Старался изо всех сил. Без устали повторял одну и ту же копию. О том, чтобы копировать сразу, не могло быть и речи. Воспроизвести штрих оригинала можно было в том только случае, если угадаешь положение руки и даже всего тела его автора, количество краски и влаги в его кисточке, силу, направление и длительность прикосновения кисти к бумаге. Строгий маэстро улавливал отклонения линии буквально на волосок, не говоря о тончайших градациях тона. Подобная тренировка развивала безошибочную меткость руки и глаза, виртуозность владения кистью.
Харунобу. Осэн, девушка из чайного дома.
Утамаро. Такигава из дома Огня. Из серии «Красавицы нашего времени».
После того как несколько копий, сделанных Сюнро, наконец удовлетворили Сори, он показал зятю высоко ценимую им китайскую книгу «Учебник живописи издательства «Сад горчичных зерен», составленный знаменитым ученым XVII века Ли Ю, в этом случае назвавшимся «Учитель Ли Ливень». Это была энциклопедия многовековых достижений китайской живописи. Здесь очень подробно говорилось о красках, были даны гравюры-таблицы, на которых несколькими штрихами разъяснялось строение человеческих фигур, птиц, животных, растений, насекомых, давались классические образцы композиций пейзажа. Сюнро увлекся этой книгой и позабыл, что есть на свете школа Кацукава. Жена была нежной и молчаливой. Сюнро был счастлив настолько, что думать забыл о прошлом. Но вот однажды увидел во сне Сюнсё, как всегда доброго, снисходительного. Сон оставил глубокое впечатление. Стали мучить угрызения совести. Как можно бессовестно забыть больного учителя, товарищей?
