Очная ставка - [41]

Потом шли более подробные персональные данные, домашний адрес, сведения о машине — «опель-рекорде» (записанной на жену), о нескольких выездах за рубеж, и все.

— Кроме довольно неопределенных подозрений со стороны Яна Завадовского есть какой-нибудь другой повод, из-за которого мы должны продолжать интересоваться Пасовским? — спросил Щенсный своего начальника.

Данилович пожал плечами.

— У тебя что, мало работы? — ответил он вопросом.

* * *

Беспокойство Оператора было естественным. Он нуждался в скупщике, поэтому был заинтересован в его безопасности. К тому же, если б скупщика посадили, в ходе допроса могло открыться кое-что нежелательное для рыжего воришки.

Поэтому, став свидетелем одного разговора, он решил немедленно навестить скупщика. Правда, поскольку они не договаривались о встрече, вор в течение нескольких дней не мог застать Уража дома, что, впрочем, не вызывало особых опасений, так как Оператор знал, что тот часто уезжает «по делам». Наконец в последних числах августа, поздним вечером, он заметил свет в окне его комнаты на четвертом этаже.

Скупщик удивился посещению, но не рассердился: он испытывал к Оператору слабость. Их связывали едва заметные нити симпатии. Вор никогда не интересовался подоплекой этого, в принципе он ничего не имел против: расположение Уража облегчало заключение сделок.

Он вошел в квартиру своим легким, кошачьим шагом, оглядев грязную, как всегда, комнату, подметил, что на вид в ней ничего не изменилось, и, успокоившись, сел за стол.

— Я пришел вас предостеречь, — начал он без всякого вступления. — Эта лахудра с третьего этажа взъелась на вас, не знаю почему. Слышал — собирается донести.

Смуглое, исчерченное морщинами лицо скупщина слегка дрогнуло. Он поправил очки, но не произнес ни слова, ожидая продолжения.

— Я навел справки и здесь и там, — говорил рыжеволосый, — девка уперлась — ни в какую. Можно бы ее утихомирить, но это повлечет за собой ненужные разговоры, кое-кто начнет вынюхивать… Зачем нам это? Я подумал, не вывезти ли ее за город и там прикончить… Как вы считаете?

Ураж отрицательно покачал головой:

— Если эта потаскушка уж начала трепаться обо мне, то у нас нет уверенности, что она уже не донесла. А тогда сразу это дело пришьют мне.

— Тоже правильно. Что вы ей такое сделали, что она так окрысилась?

На лице Уража промелькнула еле заметная усмешка.

— Ничего. Понимаешь?.. В том-то и дело, что именно ничего.

Оператор, стрельнув глазами, засмеялся:

— Неудивительно. На такую захудалую потаскуху разве только по пьянке кто польстится. — Он нахмурился, нервно потер щеку. — Говорить с подобной стервой все равно что дать бритву обезьяне, — пробормотал наконец. — Что будем делать?

— Уеду на некоторое время. Вернусь, когда все утихнет.

— Черт побери, а кому я буду носить «игрушки»? — забеспокоился рыжий.

— Подожди немного. Хорошо спрячь и подожди. Впрочем, есть Рымбол, есть Олек-Директор. С этими двумя можешь иметь дело, пока я не вернусь.

Они попрощались, и успокоенный Оператор ушел.

* * *

То, что он задумал, всерьез захватило его. Скупщик готовился старательно, хотел все разыграть как по нотам. Вторник второго сентября выдался теплым. По стране прокатилась волна инспирированных реакционными силами забастовок; отмечались бунты заключенных, выступления на побережье; были осквернены некоторые могилы; везде, где только можно, распространялись враждебные листовки, плакаты, брошюры; на производстве ощущались все более растущие потери. Но скупщик не принимал эти события близко к сердцу. У него-то было все, что нужно. Дела государства не имели отношения к его делам.

Свой сценарий он начал реализовывать около двадцати трех часов. Затворил окно, проверил, плотно ли закрыты двери. Затем начал методически крушить все в квартире: выбросил из поломанного шкафа на пол одежду и белье, перебил всю посуду, перевернул стол и стулья. Это он, впрочем, постарался сделать тихо и осторожно. Стащил с кровати постель, матрац разрезал и выпотрошил.

Когда комната стала выглядеть так, словно в ней буйствовал пьяный скандалист, Ураж вытащил из кармана нож, а из сумки — бинт. Потом снял перчатки, завернул свитер на левой руке и, стиснув зубы, осторожно, чтобы не задеть вену, полоснул по коже. Брызнула кровь. Он обкапал ею постель, матрац, пол, стены, а также прихожую и раковину умывальника. Окинул все критическим взглядом и только потом забинтовал руку. Окровавленную рубаху сунул в сумку, этот реквизит ему понадобится позднее. Снова надел перчатки.

Из тюка, валявшегося в углу комнаты, Ураж вытащил две пары мужских ботинок, отличавшихся фасоном и размером. Теперь ему предстояло проделать сложную операцию — плохо исполненная, она могла испортить все дело. Крайне осторожно, стараясь не ступать там, где с каждой минутой все более темными становились пятна крови, он передвигался по комнате и кухне, и здесь и там на этих пятнах делал оттиски чужой обувью, извлеченной из тюка. Спустя некоторое время он оглядел свою работу и остался доволен: на полу отчетливо виднелись следы двух пар обуви — словно двое мужчин ходили здесь, не обращая внимания на кровь.