Очищение - [70]
— Ханс?
На мгновение вопль прекратился.
— Выпусти меня.
— Что-нибудь случилось?
— Выпусти меня. Я знаю, что Мартина нет дома.
— Не могу открыть, пока не скажешь, в чем дело.
Молчание.
— Лиде, милая!
Алиде открыла дверь. Ханс вышел наружу. Пот с него валил, одежда была мокрой, оголенная нога — в крови.
— У Ингель не все в порядке.
— Что? С чего ты это взял?
— Я видел сон.
— Сон?
— У Ингель в руках была миска, в нее собирались налить суп, но не успели, как набросилась туча москитов. Я почувствовал во рту их вкус, вкус теплой сладкой крови. Но Ингель была уже где-то в комнате, наполненной паром, она начала снимать платье, и оно было полно вшей, их было так много, что ткани не видно.
— Ханс, это был кошмар.
— Нет. Это было видение. Ингель пыталась говорить со мной. Рот ее был приоткрыт, она смотрела мне в глаза и пыталась что-то сказать, а я старался понять. И тут проснулся. Прежде чем услышал ее. Вкус москитов все еще был у меня во рту, и я чувствовал на своей коже вшей.
— Ханс, Ингель писала, что у них все в порядке, помнишь?
— Попробовал снова заснуть, чтобы узнать, что она собиралась мне сказать, но от вшей кожа чесалась.
— У тебя нет вшей!
Только теперь Алиде заметила, что шея Ханса, руки и лицо сплошь в кровавых царапинах и кончики пальцев — красные.
— Ханс, послушай. У тебя не должно больше случаться таких приступов, понимаешь? Ты очень рискуешь.
— Это была Ингель!
— Это был кошмар.
— Видение!
— Ингель надо забрать оттуда.
— У нее все хорошо. Она вернется обратно, до тех пор тебе надо спокойно продержаться в укрытии. Что бы она подумала, если бы сейчас пришла и увидела тебя в таком виде? Ты наверное хочешь, чтобы она получила назад того же Ханса, за которого выходила замуж? Она не захочет встретить сумасшедшего.
Алиде взяла руки Ханса в свои и сжала. Пальцы у него были вялыми и ледяными. Она слегка засомневалась, а затем обняла его. Постепенно мышцы его расслабились, пульс стал равномерным, затем он положил руки ей на плечи.
— Прости.
— Ничего.
— Лиде, так больше не может продолжаться.
— Я что-нибудь придумаю. Уверяю тебя.
Ханс сжал ее плечи. И его тело было ощутимым, руки крепкими. Алиде готова была отдать что угодно, чтобы увести его сейчас в комнату, в постель, снять с него мокрую потную одежду и вылизать выделяемый порами его кожи запах страха. Прежде она всегда верила в то, что Ханс продержится, но теперь у нее уже не было такой уверенности. Что, если у Ханса снова будут видения? Да еще когда Мартин окажется дома? И хотя Мартин был днем на работе, кто угодно из соседей мог заглянуть в гости. Что если Ханс однажды не согласится вернуться на чердак, поднимет шум, выскочит на улицу, попадет прямо в руки энкэвэдэшников?
Алиде собрала небольшой узелок и спрятала в прихожей, среди других вещей, к которым Мартин не прикасался, среди льняных изделий и прочих дамских принадлежностей. Если что, успеешь захватить с собой в дорогу. Они с Хансом ничего другого с собой не взяли бы.
Но если у Ханса случится припадок, когда Алиде будет в комнате, а Мартин на кухне? Тогда ей придется выскочить в окно комнаты. Наверно, и там, поближе нужно завести второй узелок. Если даже она и прихватит с собой узелок, куда она направится? Ханс, пожалуй, может сразу застрелить Мартина, едва откроет дверь комнатушки, но чему это поможет? А если здесь в то время будут гости? Если бы Алиде и смогла убежать, ее все равно скоро задержали бы и повели на допрос. Узнай Мартин обо всем, он бы первый отдал ее в руки чекистов, тут и сомнений быть не может. Они бы решили, что Ханс — любовник Алиде и захотели узнать, как, где и когда. Ей, возможно, пришлось бы описать все это, показать, снять с себя одежду и показать. Их заинтересовало бы, что у жены Мартина любовник — фашист. Ей привилось бы рассказывать о своем любовнике-фашисте, а поскольку она была женой Мартина, придется сравнить, как это было с фашистом и как с достойным товарищем. Кто был лучше, у кого был крепче? Как блядует фашистская свинья? И все они выстроились бы в круг, с выставленными напоказ членами, готовые наказать, готовые научить, готовые выполоть из ее тела оставленные фашистом семена.
Может, Мартин захотел бы сам допросить свою жену — показать друзьям, что у него нет ничего общего с этим делом. Он доказал бы это с помощью сурового допроса, выказав всю силу злобы обманутого мужчины. И хотя Алиде рассказала бы правду, они ей не поверили бы, а продолжали бы и продолжали и под конец вызвали Волли. Что жена о нем говорила? Что он отличился на работе и она им гордится. Когда на допросах не могли получить признание бандита, приглашали на помощь Волли. И уже на рассвете получали результат. Волли был необычайно умелый в этом деле. И такой искусник. На нашей великой родине трудно найти лучшего слугу.
— Я так горжусь Волли, — истово шептала его жена. Раньше Алиде слышала, что так говорили только о Боге. Слова вылетали изо рта женщины как маленькие лучики, рот блестел золотом. Это было добытое Волли золото. — Лучший муж во всем мире.
Алиде постоянно разглядывала Ханса, выражение его глаз и жесты. Борода многое скрывала, но в остальном он был такой, как прежде, тот же Ханс. И вдруг это случилось снова.
Финская писательница с эстонскими корнями Софи Оксанен, несмотря на свою молодость, уже завоевала мировое признание. Лауреат финских премий Рунеберга и “Финляндия”, французской премии “Фемина”, Европейской книжной премии (Бельгия), Премии Северного совета и Литературной премии Шведской академии, часто называемой Малой Нобелевской, Оксанен награждена также медалью Pro Finlandia ордена Льва Финляндии и эстонским орденом Креста Земли Марии. “Когда исчезли голуби” — третий ее роман об Эстонии, которая в 1940 году была включена в состав СССР, затем оккупирована нацистской Германией, а в конце войны вновь вошла в Советский Союз.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.