Очищение - [10]

— Он намокнет.

— Не намокнет.

Зара присела на краешек дивана и свесила голову, чтобы вода капала на пол. По радио президент говорил о выборах, и Алиде переключила канал. Соседка сказала, что пойдет голосовать, но Алиде не собиралась.

— У вас не найдется краски для волос?

Алиде покачала головой.

— А тушь или чернила?

— Нет, кажется, нет.

— Копировальная бумага?

— Тоже нет.

— Что же мне делать?

— Думаешь, тогда тебя будет трудно узнать?

Она не ответила, лишь слегка кивнула.

— Что, если я принесу тебе чистую ночную рубашку и мы сядем ужинать?

Алиде затолкала «Приму» в пепельницу, вытащила из ящика комода ночнушку в красно-белых цветах и оставила девушку переодеваться. На кухне послышалось звяканье стекла. Настойка подорожника, видимо, пригодилась. Вскоре за окном потемнело, и Алиде проверила, не осталось ли щелки между занавесками. Вроде, нет, лишь нижний край слегка шевелился. Воду, оставшуюся после купания, она отнесет во двор, чтобы вылить, завтра. Шуршание мыши в углу заставило Алиде вздрогнуть, но рука ее была уверенной, когда она стала надписывать даты на банках с салатами. К некоторым из них прилипли обрывки газетной бумаги, она прочитала: «… лишь 18 процентов преступлений за этот год раскрыто» — и поставила на этой банке отметку как о самой неудачной порции консервов. Сообщение о первых предприятиях по секс-бизнесу в столице она сопроводила отметкой как о самых удавшихся.

Чернила высыхали, Алиде сэкономила их, чтобы хватило на бумагу с текстом: «В первые дни проблему создал залетевший внутрь мушиный рой, который нужно было выдворить из магазина». Бумага кончилась, Алиде сдалась, она вынула из ручки стержень и положила его в посудину вместе с другими пустыми. Даты были помечены дрожащей рукой. Позже ей надо будет продолжить. Хотя готовые консервные банки она поставила в кладовку без особых затруднений, в груди не переставало колоть. Завтра надо отделаться от этой девицы. Утром соседка принесет молоко и они вместе пойдут в церковь за пакетами с гуманитарной помощью. Алиде не хотелось бы оставлять непрошеную гостью одну в доме. Кроме того, если соседка увидит ее, по деревне пойдут сплетни, это неизбежно. Если даже у девицы и существовал муж, складывалось впечатление, что такого гостя не следует впускать в свой дом.

Алиде вдруг заметила на столе в кухне кусок колбасы, купленной накануне, и вспомнила про муху. Колбаса теперь, разумеется, пропала. Муха залетела, по мнению Алиде, именно в тот момент, когда во дворе обнаружилась девица. Какая же она глупая! И старая! Она уже не в состоянии справиться сразу с несколькими проблемами. Алиде собралась было выбросить колбасу, но переменила решение и рассмотрела ее тщательней. Обычно мухи устают от яйцекладки так, что в изнеможении тут же и ложатся, расправив крылья. Однако ни мухи, ни яиц не было видно. Но когда она приподняла обертку, под ней обнаружилась пошатывающаяся и хищно двигающаяся особь. Алиде почувствовала тошноту. Она схватила колбасу и начала нарезать ее на бутерброды для девушки. Руки у нее тряслись.

Девушка привела себя в порядок и вышла на кухню. Во фланелевой ночной рубашке она выглядела еще моложе.

— Я никак не пойму, откуда ты знаешь эстонский?

— А что тут странного?

— Ты ведь не из наших краев. И даже не из Эстонии.

— Нет, я из Владивостока.

— И вдруг очутилась здесь.

— Да.

— Весьма интересно.

— Правда?

— Да. Такой старый человек, как я, не может знать, что во Владивостоке открыли школы, где изучают эстонский. Здорово времена меняются!

Зара заметила за собой, что снова ковыряет в ухе. Она опустила руки вниз и затем положила их на стол рядом с тазиком с помидорами. Самый большой из них был размером с кулак, а самый маленький — с ложку, каждый из них едва не лопался от спелости, из трещин тек сок. Поведение женщины менялось, и Зара не могла предположить, к чему приведут сказанные ею слова или поступки. Алиде села, потом встала, вымыла руки, принялась хлопотать, снова вымыла руки в той же воде, вытерла их, просмотрела банки и тетрадь с рецептами. Она очищала от кожуры, нарезала, снова мыла руки — непрерывная деятельность отвлекала внимание, трудно было понять, о чем она думает.

Сейчас каждая фраза Алиде становилась своего рода обвинением. Когда она накрывала на стол, каждое ее слово и даже звон тарелок и стук ножей звучали издевкой. От каждого такого звука Зара вздрагивала. Надо было постоянно обдумывать, что сказать, вести себя как приличная девочка, которой можно доверять.

— Муж обучил меня языку.

— Муж?

— Да, он родом из Эстонии.

— Ого!

— Из Таллина.

— И теперь ты хочешь туда поехать? Чтобы он наверняка нашел тебя?

— Нет!

— Зачем же тогда?

— Мне необходимо уехать отсюда.

— Ты, конечно, можешь попасть в Россию. Через Валгу или Нарву.

— Туда мне ехать нельзя. Мне надо попасть в Таллин. И затем пересечь границу.

Дело в том, что мой паспорт остался у мужа.

Алиде наклонила пузырек с сердечным лекарством, распространился запах чеснока, она налила ложечку вязкого лекарства на меду и отнесла пузырек обратно в холодильник. Надо будет приготовить еще такое же, может быть, более сильное, положить побольше чеснока, она так ослабла. Ножницы, которыми она нарезала перья лука в картошку, казались тяжеленными, зубы не справлялись с хлебом. У девицы недобрый взгляд. Алиде взяла соленый огурчик, отрезала кончик и, нарезая его на кусочки, стала засовывать их в рот. В горле помягчело, голос стал гибким, управляемым.