Очерки японской литературы - [30]

Ода в честь Гэммё совершенно естественна в устах почтительного подданного-современника и к тому же еще исполнителя велений своей государыни; она же необходи­ма и стилистически, как параллель к оде в честь Тэмму. Автор, китайский стилист, прекрасно знал этот закон риторического параллелизма и провел его добросовестно п обстоятельно, вплоть даже до фигурирующих в обоих слу­чаях, имен древних китайских государей.

Во второй части Ясумаро обрисовывает Гэммё как верную последовательницу Тэмму, озабоченную теми же стремлениями «исправить» и «сохранить», что и тот. Автор вкладывает ей в уста повеление ему, Ясумаро, приступить к записи и обработке того материала, который хранился в памяти Арэ. Таким образом, мы подходим к тому чело­веку, который явился действительным автором «Кодзики» как письменного памятника — с одной стороны, и литера­турной эпопеи — с другой.

Ясумаро, несомненно, замечательный человек для своего времени. Наряду с автором «Нихонги» — принцем Тонэри он является величайшим писателем эпохи Пара, одним из великих литературных деятелей Японии вообще и помимо всего, наряду с тем же Тонэри, наиболее просве­щенным человеком древней Японии. Он не только высоко­образованный по тогдашнему масштабу человек, не только талантливый писатель и исследователь, но и культурный мыслитель. Охватить всю огромную и сырую массу япон­ских сказаний, найти в ней связующие нити, изложить все в связном повествовании и, главное, пронизать все изло­жение особой, до конца выдержанной идеологией,— для этого был нужен недюжинный ум и широкий кругозор.

5

Пятый и последний раздел «Предисловия» посвящен уже описанию той работы, которую проделал Ясумаро. Автор касается здесь трех пунктов: во-первых, говорит об языке, которым он пользовался в своем «записывании» сказаний; во-вторых, о характере своей обработки мате­риала; и, в-третьих, о содержании и плане своего труда. Таким образом, задача «Предисловия» оказывается выпол­ненной до конца: предлагаемое произведение целиком объяснено, и читатель достаточно подготовлен к его вос­приятию.

Первый пункт, которого касается Ясумаро, чрезвычай­но важен в чисто научном отношении. Благодаря системе записывания, принятой Ясумаро, в «Кодзики» мы имеем документ первостепенной филологической ценности: «Код­зики» прежде всего памятник древнего японского языка; она сохранила для нас тот языковой строй, который суще­ствовал в VIII веке и, конечно, значительно раньше (если принять в расчет языковой традиционализм аэдов). Соб­ственной системы письменности тогда еще не было. Если в Японии как-нибудь и писали, то только по-китайски. Японской литературы еще не существовало. И вот Ясумаро делает смелую попытку использовать китайское иерог­лифическое письмо фонетически, то есть пользуется иероглифами как слоговой азбукой. Разумеется, он не до конца выдержал этот принцип; его работа написана сме­шанным способом: с использованием то идеографической, то фонетической стороны китайских знаков, что создает, между прочим, неимоверные затруднения при расшифров­ке текста «Кодзики», по тем не менее, благодаря его изо­бретению, мы сохраняем целый ряд японских слов, и в первую очередь все имена божеств.

Свое личное участие в работе над созданием свода ска­заний Ясумаро определяет как снабжение «объяснениями там, где смысл слова был трудно различим». Конечно, ха­рактер самого материала, над которым работал Ясумаро, препятствовал особой свободе обращения с текстом; чисто же этикетная скромность автора принуждает его как можно меньше говорить о себе; но все-таки за этой коро­тенькой фразой кроется обширный смысл: в Ясумаро мы должны усматривать истинного творца «Кодзики» — не как материала, но как литературного произведения.

Описанию работы автора посвящена первая часть раз­дела; вторая трактует содержание «Кодзики» — от времен отделения Неба и Земли вплоть до «светлого века Вохарида», то есть до времени императрицы Суйко (592—628), резиденция которой находилась во дворце Вохарида. Затем следует описание общего плана сочинения; оно разделено на три отдела: первый повествует о «веке богов»; второй содержит описание событий с Дзимму по Одзин (с 660 г. до н. э. по 310 г. по Р. X.); третий — рассказывает о слу­чившемся в период от Ниптоку до Суйко (313—628). Необходимо заметить, что обстоятельный рассказ ведется не далее второй половины V века; о дальнейшем говорится крайне скудно и лаконично.

Последние строфы этой части являются своеобразным послесловием: Ясумаро дает дату окончания своего тру­да— 9 марта 712 года и почтительно склоняет голову перед той, которая повелела ему этот труд проделать, пове­ление которой он ревностно выполнил,— пред своей высо­кой повелительницей.

III

«Когда имеешь дело с древней литературой, всегда вспоминается детство».

Так начинает свой очерк древней литературы Японии профессор Игараси ^[1]. «Слова детей — просты, как п их мыс­ли. В них нет ни особых идей, ни рассудительности, пи особой отделанности, ни украшенности. Но в их искренно­сти, наивности, отсутствии всякой деланности и прикрас кроется непередаваемое обаяние простоты и естественно­сти. Такова и древняя литература: ее обаяние — в этой простоте и естественности».