Очерки турецкой мифологии: По материалам волшебной сказки - [30]

Шрифт
Интервал

Сюжет похищения девушки-красавицы (царевны, принцессы, невесты) великаном (Кощеем, дэвом) с последующим ее освобождением добрым молодцем (царевичем, шахзаде, юношей), который узнает через девушку, в чем состоит уязвимость похитителя — где находится его жизнь, каков у него талисман или каково условие побега от него, — повсеместно распространен в мировом сказочном эпосе. В турецком варианте этого сюжета похитителем красавицы — невесты шахзаде оказался Дед-Садовник — персонаж, не упоминаемый как объект мифологических представлений турок в известной, цитированной нами работе В.А.Гордлевского по османской демонологии. Показательно также, что такой знаток турецкого фольклора, как П.Н.Боратав, анализируя данный сюжет, обходит фигуру Деда-Садовника молчанием.

Для возможной идентификации мифологического персонажа Деда-Садовника необходимо выделить его характеристики, куда входят внешний облик, способ действий или поведение и связь с другими персонажами сказки:

1) Дед-Садовник — это старик с обильной растительностью на лице.

2) Появился перед героями сказки на шелудивом коне, т. е. имел обманный вид жалкого существа.

3) Проявил интерес к красивой девушке и похитил ее.

4) Обладает волшебным крылатым конем, говорящим человеческим голосом.

5) Может перемещаться по небу, в воздухе.

6) Связан с птицами: о его местонахождении знал орел.

7) Работает у себя в саду.

8) Окружил похищенную им девушку подносами с множеством разных плодов, а не драгоценностями, которыми обычно утешают грустящих красавиц.

9) Непосредственной причиной его гибели становится его чудесный конь, следовательно, у него нет полной власти над конем, его магические силы ограничены.

Если из выделенных нами характеристик мы остановим свое внимание только на положительных и нейтральных, то ближайшим родственником турецкого Деда-Садовника (Бостанджи-деде) в пантеоне других тюркских народов, по-видимому, можно считать узбекского Бобо-дехкона (Деда-Земледельца). Другая форма имени: Бобо-и дехкон, также встречающаяся у узбеков, свидетельствует о том, что этот мифологический персонаж заимствован у оседлых ираноязычных таджиков Средней Азии. Это божество получило распространение и у кочевых киргизов, казахов, полукочевых туркмен, а также каракалпаков, поскольку Бобо-дехкон вошел в культ святых в исламе. Предполагается, что Бобо-дехкон являлся покровителем земледелия и божеством доисламского происхождения[102].

Бобо-дехкон был наделен очень скромной ролью и в отличие от других мусульманских святых не совершал чудес. Он представлялся обычно в виде крепкого старика в простой одежде, у киргизов также — птицы. В.Н.Басилов полагает, что поклонение святому Бобо-дехкону можно рассматривать как остаток культа некогда могущественного аграрного божества, которое попало в ислам после завоевания арабами Средней Азии и сохранилось в культе святых в исламе. Существует также традиция связывать почитание Бобо-дехкона с культом предков и мифами о культурном герое, ибо Бобо-дехкону приписывается создание первого оросительного канала и изобретение плуга. У таджиков и узбеков известен ритуал первой пахоты и сева, когда крестьянин, разбрасывая зерна, говорил: «Это не наша рука, а рука Бобо-дехкона»[103].

Таким образом, культ Бобо-дехкона (Деда-Земледельца) в Средней Азии возник в связи с развитием земледелия на орошаемых землях, и когда-то Бобо-дехкон представлял собой местное, очень почитаемое божество, которое в дальнейшем монотеистический ислам оттеснил на более низкий уровень, сохранив за ним в пантеоне народного ислама ранг святого[104].

Если же мы обратимся к отрицательным характеристикам турецкого мифологического персонажа Деда-Садовника (Бостанджи-деде) — это похищение девушки, невесты главного героя, и вред, причиненный человеку, — то данный персонаж скорее можно причислить к малоазийскому пандемониуму.

Уже было сказано, что сюжет турецкой сказки, в одном из вариантов которого фигурирует Дед-Садовник, распространен главным образом в Центральной и Восточной Анатолии, поэтому в целях дальнейшей идентификации данного персонажа и поисков его аналогов полезно обратиться к сказкам ряда народов Кавказа, прежде всего к наиболее близким — азербайджанским сказкам.

Среди азербайджанских сказок, изданных в переводе на русский язык, имеется сказка под названием «Царевич Газанфар»[105]; она представляет собой контаминацию двух сюжетов, объединенных общим главным героем — царевичем Газанфаром и одним персонажем, концентрирующим злые силы, в образе семиглавого дэва. Нас интересуют оба сюжета.

Первый сюжет таков: падишах Мелик-Надир изгоняет из своего дворца сына и дочь, те уходят и поселяются в доме семи дэвов, которых перед этим царевич Газанфар убивает и бросает в колодец. Один из дэвов случайно оказался жив, и сестра царевича Газанфара его спасает. Девушка и дэв полюбили друг друга и замыслили погубить царевича. Дэв посоветовал девушке сказать брату, что она заболела, а лекарство от ее болезни — дыни, что растут на огороде, принадлежащем главе всех дэвов. Эти дэвы набросятся на юношу и растерзают его. Девушка сделала, как советовал ей дэв. И вот юноша, пустившись в путь, через несколько дней подъехал к какому-то дому, окруженному со всех сторон садом. Из дома вышел богатырь и стал бороться с юношей. Когда юноша почти одолел богатыря, он заметил, что богатырь — это женщина необыкновенной красоты. Они полюбили друг друга, и красавица, узнав, за чем едет юноша, дала ему в помощь крылатого коня.


Рекомендуем почитать
Тысячеликая мать. Этюды о матрилинейности и женских образах в мифологии

В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.


Обратный перевод

Настоящее издание продолжает публикацию избранных работ А. В. Михайлова, начатую издательством «Языки русской культуры» в 1997 году. Первая книга была составлена из работ, опубликованных при жизни автора; тексты прижизненных публикаций перепечатаны в ней без учета и даже без упоминания других источников.Настоящее издание отражает дальнейшее освоение наследия А. В. Михайлова, в том числе неопубликованной его части, которое стало возможным только при заинтересованном участии вдовы ученого Н. А. Михайловой. Более трети текстов публикуется впервые.


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.


Поэзия Хильдегарды Бингенской (1098-1179)

Источник: "Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков", издательство "Наука", Москва, 1972.


О  некоторых  константах традиционного   русского  сознания

Доклад, прочитанный 6 сентября 1999 года в рамках XX Международного конгресса “Семья” (Москва).


Диалектика судьбы у германцев и древних скандинавов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.