Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры - [12]
В качестве переводчика готовящейся к постановке трагедии Н. И. Гнедич занялся с Семеновой работой над ее ролью.
«Всякое неразделенное чувство тяжко, как и сама печаль», – признавался Гнедич Батюшкову в письме от 6 декабря 1809 года. А еще через год, 16 октября 1810 года, сообщал, что если Батюшков приедет в Петербург, то остановиться он сможет у Гнедича всего «дней на несколько», «хотя бы желалось и по приятности… но не позволяют обстоятельства», ибо у него «бывают тайные театральные школы с людьми, которые не хотят иметь тому свидетелей…».
Эти «тайные театральные школы» происходили на квартире Гнедича в доме № 20 по Садовой улице. Дом этот теперь носит имя «Дом Крылова», так как соседом Гнедича в этом доме был И. А. Крылов.
– так представил Гнедич свое жилище.
А вот как описывает его кабинет современная исследовательница: «Окнами его кабинет выходил на Гостиный двор. Внутри кабинета – строгая мебель красного дерева. Полки с книгами на многих языках. Стены увешаны портретами самых уважаемых и дорогих ему людей: Оленина, Дмитревского, Семеновой. И повсюду педантичный порядок!
Дом № 20 по Садовой улице
На большом, удобном для работы, столе разложены гравированные издания, сделанные Олениным эскизы костюмов, декораций, все, что может помочь актрисе войти в античный или средневековый мир. Гнедич щеголевато, не по-домашнему (и в то же время не для выхода) одет, с красиво и строго повязанным галстуком». Шаховской, который занимался с Семеновой раньше, был глубоко уязвлен. «Нашей Катерине Семеновне и ее штату не понравились мои советы: вот уже с неделю, как она учится у Гнедича, и вчера на репетиции я ее не узнал. Хотят, чтобы в неделю она была Жорж: заставили петь и растягивать стихи… Грустно и жаль, а делать нечего; Бог с ними!»
Гнедич же гармонию стиха ощущал очень тонко и умел донести ее до слушателя. В доме Гнедича Семенова входила в мир древних героинь, которых ей предстояло играть. Здесь Гнедич показывал ей присланные Олениным эскизы костюмов. «Я все мое знание истощил в сих костюмах. Этот век мудренее всех других. Я все перерыл, что только перелистывать можно было», – писал Оленин.
8 апреля 1809 года Е. Семенова впервые вышла в «Танкреде» на подмостки петербургского Большого театра.
«Но как преобразилась сцена в новой, русской, постановке вольтеровской трагедии!.. Спектакль идет в грандиозных перспективных декорациях Гонзаго. „Костюмы русских актеров, – писал журнал «Цветник», – действительно сходны с бывшими у сицилианцев. Они изготовлены по эскизам такого знатока, каким является Оленин. На всем представлении лежит печать строго вкуса, присущего его создателям“»[27].
На спектакле, который закончился полным триумфом Екатерины Семеновой, присутствовала mademoiselle Жорж.
Екатерина Семенова
Турнир двух актрис продолжался до самого 1812 года. Зрители поделились на «жоржевистов» и «семеновистов». Это продолжалось до тех пор, пока сама Жорж, после московских гастролей обеих актрис не была вынуждена признать себя побежденной в исполнении одних и тех же ролей. И это – несмотря на огромные преимущества Жорж, которая произносила оригинальный классический текст на языке их авторов. «А наша Семенова, – писал П. Каратыгин, – играла эти самые пьесы в переводах Лобанова, Поморского или, что еще хуже, графа Хвостова. Признаться, надо было много иметь таланта, чтобы, произнося на сцене такие дубоватые вирши, приводить в восторг зрителей своей игрой».
Восхищенный исполнением Семеновой роли Гермионы в трагедии Расина «Андромаха», автор перевода граф Хвостов воскликнул: «Сам Аполлон учит ее!». На что не менее восхищенный Гнедич отвечал:
«Роль Гермионы, – утверждал журнал «Цветник», – может почесться одною из самых труднейших ролей… Вот роль, в которой надобно смотреть г-жу Семенову… Никогда игра ее не была так обдуманна и натуральна… Она была тем, чем должна быть Гермиона. Мы видели в сей роли г-жу Жорж, восхищались ее игрой, но еще более восхищались игрою г-жи Семеновой, которая почти везде превзошла ее».
Когда в 1812 году весь Петербург, празднуя победу над врагом, засверкал праздничными огнями иллюминаций, один лишь дом Косиковского на Невском выделялся темным пятном: Жорж, глубоко чтившая Наполеона, облеклась в глубокий траур. В последних числах 1812 года она покинула Россию. Печально было ее возвращение на родину. Желая подчеркнуть свою верность Наполеону, Жорж появилась на сцене королевского дворца, держа в руках букет фиалок – цветов Бонапарта. Это было сочтено дерзостью.
Жорж заняла скромное амплуа исполнительницы мелодрам. В конце 1830-х годов ее увидел в Париже П. А. Вяземский. «Она уже не царствовала на первой французской сцене Корнеля, Расина и Вольтера, но спустилась на другую сцену – мещанскую, мелодраматическую, – писал он. – Обезображенный памятник, изуродованный временем, обломок здания, некогда красивого и величественного».
