Очерк боевой жизни ахалтекинского отряда 1880-1881 гг. - [25]

Довольные, вероятно, гордыми ответами, переговаривавшиеся текинцы повернули в крепость… «По местам!.. по местам!» раздались команды и траншеях, и мгновенно с обеих сторон все снова исчезло, и текинский выстрел, раздавшийся первым, не застала уже открытой цели.

Опять настала беспокойная, но для быстрых работ необходимая ночь; опять войска отстаивали в строю всю темную часть ночи и пристально, не сводя глаз, всматривались в даль, утопавшую во мраке.

Переноска мортир, начатая еще днем, продолжалась и в темноте; часам, к десяти в овраге, перед Охотничьей калой, работая с фонарями, Были установлены все двенадцать мортир и окончили брешь-батарею, а правее бывшей мортирной № 5-го приведена к концу постройка четырех-орудийной батареи.

Минные и сапные работы шли успешно и давали надежду, что к 10-му января рукава с заряженными каморами подойдут уже под стену. Сапы (траншея, применявшаяся в 16 — нач. 20 вв. при осаде и взятии крепостей для постепенного приближения под огнем противника к его укреплениям. Прим. OCR), соединенные в эту ночь, образовали редут, названный Саперным; под прикрытием его насыпей в нем [60] сделано было для лучшего снабжения минной галереи воздухом два вентиляционных колодца и это много освежило силы минеров.

С рассветом 8-го января дрогнули стены Охотничьей калы от выстрелов мортир, поместившихся около их основания, и громко отдался звук их между высокими стенами внутри валы. Поверка направления вновь поставленных шомполов, пригонка зарядов и обучение людей, принятых от полевых батарей, для действия из добавочного числа мортир, требовали практической стрельбы, и командовавши батареей подпоручик Чердилели повел ее с большими расстановками, лично переставляя шомпола в ста шагах от стрелявшего неприятеля.

Часов около одиннадцати, общее внимание было занято частою стрельбою, открывшеюся из вновь устроенной бреши батареи. После первых выстрелов узнали, что генерал Скобелев производил пробу: возможно ли орудиями сделать такую осыпь, которая была бы удобна для беспрепятственного восхода на стену. Выбрать для этого часть стены левее южного угла сажен на десять. Он приказал четырем орудиям брешь-батареи открыть огонь; штабс-капитан Михайлов поражал указанную цель метко и сильно: земля густыми столбами срывалась с верха стены, а от ударов вниз глиняная, сплошная корка, державшая насыпную внутри землю, стала скоро осыпаться, а открывшаяся земля образовывать осыпь, хотя с очень малым заложением. Полчаса стрельбы и гребень стены быль опущен на столько, что вершины стоявших за ней кибиток открылись совершенно.

Когда верх стены образовал значительную седловину, то, несмотря на метко впивавшиеся в осыпь снаряды и разрывы их, которые вместе с осколками раскидывали землю, к общему изумление, из-за гребня стала вылетать выбрасываемая земля; лопат около двадцати, под разрывом гранат, работали над засыпкой осунувшейся части вала, как будто не было никакой опасности. Когда брешь-батарея окончила свою удачную пробу, текинцы продолжали работу до вечера.

Много разного рода признаков и к этому, рекогносцировка пространства перед Мельничною калою, которую делал генерал Скобелев с подполковником Гайдаровым, начальником одной из штурмовых колонн, утвердили всех в мнении, что слух о предполагаемом штурма 10-го января верен. Артиллеристы, разделяя это мнение и сознавая ту серьезную и первостепенную роль, которая должна была выпасть на долю их во время штурма [60] крепости, целый день посвятили на пристрелку по всем пунктам и приготовились к блестящему исполнению всех возложенных требовавший диспозиции.

Под влиянием этих слухов, еще живее пошла жизнь в траншеях: таскавшие патронные ящики уже встречались шеренгами человек в двадцать, взад и вперед быстро пробегали вестовые с разными приказаниями, часто встречались офицеры, разыскивавшие разных начальников, и почти везде слышался спор вследствие требования и недостатка рабочих; но официального приказания о штурме еще не было.

Это кипучее движение, наконец, накрыла ночь. Все опять принялись за открытые работы: через траншеи широкими дорогами делались плавные спуски для прохода колонн по направлению к Великокняжеской позиции и к артиллерийской бреши; увеличивалась брешь-батарея еще на четыре 9-ти-фунтовых орудия, а сапные и минные работы шли своим чередом.

Еще с вечера генерал Скобелев пожелал уничтожить ту работу, какую употребляли текинцы для заделки обваленной стены, и с этою целью гардемарину Майеру, вызвавшемуся охотником, приказал в эту же ночь, подкравшись к стене, заложить динамитный патрон и взрывом увеличить осыпь.

Когда стало совершенно темно и пальба затихла по всей линии, гардемарин Майер с несколькими моряками и с прикрытием из пятнадцати апшеронцев под начальством прапорщика Богуславского, часов около одиннадцати, направился к маленькому подковообразному укреплению, без препятствий занял его и ползком двинулся оканчивать опасную часть своего пути; как тихо ни подкрадывались наши к стенам, но зоркие текинцы, благодаря умолкшей пальбе, беспрепятственно работавшее на наружном скате обвала, открыли наше движение; оставалось только шагов сорок, во разнссшийся у них говор: «будьте осторожнее — русские идут» и быстрый спуск к низу всей массы работавших приостановили наше выступление. Получив от начальника штаба инструкцию не вступать в бой и лишенный возможности завязать дело по малочисленности прикрытия, гардемарин Майер с досадою должен был отказаться от того, чего желал сам и чего ждали в траншеях. Известие, что текинцы чинят обвал, вызвало пальбу из орудий брешь-батареи, не смотря на темноту.