Очередь - [3]

Катайся! Деньги! Легко говорить. Машина подошла к критическому возрасту, пришел ее срок, надо менять, а как купишь без него? Деньги он даст, но этого мало. Записи на машину давно не было. Когда-то можно было записаться, стать в очередь. Давали тебе номер, и жди себе два года, три, десять, неважно, сколько времени, – придет оно. Сейчас же запись объявляется редко и неожиданно. А на работе в год на всех медиков дали только три машины.

Собственно, потому-то она и вспомнила тот разговор о пьянстве, аэропортах и слабостях человеческих. Все дело в машине. Не в диссертации забота и загвоздка…

Лариса стояла в своем кабинете после операции, стаскивая операционную робу, но все еще оставаясь там, у стола. Иногда уходишь после операции, и все неизрасходованные силы отдаются болтовне, чаю, предвкушению радостей или печалей, предуготованных сегодняшней, будущей жизнью или еще более далекой. Или что-то хочешь, о чем-то думаешь или чему-то радуешься, что-то кручинит тебя. А иногда вспоминаешь оконченную операцию, проигрываешь внутри себя все заново: достаточно ли надежно получилось. Конечно, не бывает такого, чтоб недоделал, но степень надежности нередко вызывает сомнение. Ведь снова не полезешь в живот. Все! Зашито. Захлопнута коробочка.

И сегодня Лариса не была уверена в надежности и думала: есть ли ошибка, а если есть, то ее ли это ошибка, ткани ли такие, руки ли не так стали ходить?

Сняла пижаму, надела юбку, натянула свитер, взялась за халат.

Раздался звонок.

– Лариса Борисовна, здравствуйте. Приветствует вас Визиров, из райисполкома.

– Здравствуйте. Я слушаю вас.

– Вы меня не помните?

– Вы уж простите…

– Вам еще звонил двоюродный брат ваш, Григорий Яковлевич. Вспомнили?

– Не припомню. Но это неважно. Вы больны?

– У вас лежала бабушка моей жены.

– А сейчас что? У нас?..

– Нет. Сейчас она дома.

– Что, плохо? Что с ней?

– Все хорошо. Я хотел сказать спасибо. Не вспомнили?

– Нет. Извините. Память плохая стала. Постарела, наверное.

– Как же так? Гриша вам столько раз звонил. Я приходил, из райисполкома.

– А давно?

– Полгода уже.

– О-о! За это время столько воды утекло. Ну, раз все в порядке, я рада. Передайте привет бабушке, больной нашей. Спасибо, что не забыли…

– Как же вы не помните? Из исполкома… Гриша звонил… Она лежала с переломом бедра, непроходимость у нее началась…

– Конечно! На животе рубец от старой операции. Худая. Черная, с сединой? В восьмой палате у окна налево?..

– Да, да!..

– После капельницы лучше стало: я даже думала, от операции убережемся. Думала, обойдется.

– Ну!

– Так и говорили бы: перелом, непроходимость, а то – исполком, Гриша. Перелом помню, как не помнить… И непроходимость – спаечная.

– Ну, слава Богу! Лариса Борисовна, совершенно конфиденциально, и, пожалуйста, никому не рассказывайте. В субботу на пустыре против райисполкома будет запись на машины.

– Объявят?

– Да вы что! Нигде ничего объявлять не будут.

– А как же люди узнают?

– Не волнуйтесь. Кому интересно – звонят, выясняют, а в пятницу мы им скажем.

– Что же мне делать?

– К сожалению, записать я вас не могу, но хирургов, которые оперируют наших близких, мы не забываем. Я думаю, что со вторника надо там занять очередь.

– Как же занимать, когда никто не знает?

– Не знает! Вы-то уже знаете.

– Очередь будет из одних хирургов?

– Нам и нашим близким нужны не только хирурги. Теплые, благодарные отношения между людьми – вещь частая, нередкая. Люди всегда помогают друг другу. К сожалению, мне не удалось помочь вам записаться на машину через райздрав. Пытался.

– Спасибо. Большое вам спасибо. А как это будет технически? Как это все делается?

– Придут люди и организуют очередь. В порядке «живой» очереди.

– А много будет машин?

– Этого нам не сказали.

– А у кого записываться? Там будет кто-нибудь?

– Наверняка. Есть же природные организаторы.

– Значит, надо записаться в список и можно уехать?

– Лариса Борисовна! Вы как ребенок. Как это уехать? Вычеркнут из очереди! Кто-то должен быть все время. Все четыре дня. Поочередно: вы, муж, еще кто-нибудь.

– Муж! Муж на машине не ездит.

– Он же ездил?

– Отобрали права.

– Пьяный был?

– Может, не очень, но было.

– Сколько времени прошло? Можно попытаться помочь ему. Там есть связи.

– Да не хочет он. Очередь! И так деньги его. Не на мои же доходы машину покупать. Кто деньги дает, кто руль держит, а кому – в очереди стоять. Вернее, тому и стоять. Ну да ладно, спасибо. Значит, надо брать отпуск за свой счет на эти дни?

– Не знаю, Лариса Борисовна, но больше я ничем помочь не могу.

– О чем вы говорите?! Спасибо и на этом. Да еще какое спасибо!

«Ничто так не способствует самоутверждению, как возможность помогать, – подумала Лариса. – Сразу чувствуешь себя человеком. От доброты лучше всего дающему. Поможешь другому, полюбишь другого, и, стало быть, и себя. А потом, глядишь, и он тебе помог. Или вот сестру на работе за недоделку, даже пусть не сестру, пусть доктора, да кого угодно обругаешь – и вроде квиты. Он не сделал – ты отругал. А промолчишь – и он должник твой. Да и вообще… Люди чаще всего ругают что-то в ком-то, подозревают в ком-то что-то сознательно плохое, ища, вымучивая, изживая, а то и усиливая свои собственные скрытые или явные пороки, недостатки, слабости, и всегда люди чаще думают, говорят, ругают то, что сами ощущают, делают, могут сделать. Про незнакомое лишь слушают и даже не ругают. Впрочем, ругают тоже. Совсем запуталась… – Лариса думала с благодарностью и о себе и об этом благодетеле. – Люди и должны поддерживать друг друга…»