Очень гадкая книга - [11]

Глава семейства взял телефон и записал цифры из бегущей внизу экрана, дублирующей новость, строки.

Через десять минут ко второй, ожидающей своего потребителя чашке кофе, подсел и закурил подросток семнадцати лет. Но, не зная его возраста, никто никогда не дал бы ему меньше двадцати восьми. Приставленный помощником к сутенёру с двенадцати лет, приобщившийся к спиртному, наркотикам и сигаретам с тринадцати, начавший вести беспорядочную половую жизнь с четырнадцати, где его партнёрами и партнёршами выступали, как правило, отставные проституты и проститутки, к семнадцати годам этот подросток представлял собой сосредоточение падения нравов нашей Европы. А внешне просто парень, вернее — мужик. Таких, как может показаться, кругом десятки и сотни. Точно одно: ничего хорошего нельзя сказать о парне, который двадцать четыре часа в сутки проводит в одной и той же одежде. Его зовут Манай. Кто бы, когда бы и где бы с ним не встречался, всегда Манай выглядел одинаково: засаленные, не знающие, что такое стирка, джинсы, «майка-алкоголичка», которая когда-то была белая, а теперь серая и растянутая, почти полностью оголяющая волосатую грудь. Поверх этой майки, вторая, то ли зелёная, толи синяя, с длинными рукавами и с растянутым почти до плеч воротом. Металлическая цепочка с кулоном в виде половины черепа и большой католический серебряный крест на чёрном шнурке. Единственное из утреннего моциона, что он проделывал ежедневно над своей внешностью, это натирание массажным маслом торчащей из вороха вонючих маек видимой части волосатой груди, а также областей шеи и лица, и зализывание назад своих чёрных волос промасленными руками.

Такой он и появился на кухне, держа руки в карманах джинсов, и, не стесняясь окружающих, вытирая их там от масла об ткань. На его появление никто не обратил внимания, как и он сам ни на кого и ни на что, кроме своей чашки кофе, к которой жадно и устремился. После того, как он затянулся сигаретой и сделал глоток кофе, к нему, продолжая смотреть в телевизор, обратился «отец»:

— Только что себя рекламировал клиент, вот телефон, — сказал мужчина и, включив телефон и найдя сделанную несколько минут назад в нём запись, передал его Манаю.

— Миллионер, — добавил «отец», с каменным лицом продолжая смотреть «новости».

Манай записал телефон.

— А что, эти свалили уже? — спросил он женщину.

— Ни эти, а эта, ты наверно хотел спросить? — ответила ты.

— Чё за хрень?

— Ни чё! Когда ты последний раз смотрелся у доктора? Ты когда-нибудь так испортишь нам кого-нибудь из них! Задолбал!

— Ты чё? Охренела? — стал повышать голос Манай.

— Хватит орать, — взревел «отец», — ребёнок рядом.

— А какого хрена она несёт? — возмутился Манай.

— Я говорю, хватит — ребёнок рядом. Ему нечего слушать вашу ругань и то, о чём вы тут трёте. Не при детях! Когда Господин Ушлый появится?

— Вот он появится, посмотрит на неё, и скажет, что она испорченная, — вставила опять женщина.

— И ты молчи, — сказал ей «муж», и уставился вопросительно на Мамая.

— Послезавтра вечером.

— Скажи ему, что мы слышали по новостям, что для нас повысили выплаты, и мы хотели бы это ощутить.

— Давайте сначала эту скинем, потом поднимем с ним этот вопрос. А то обозлиться, и не захочет у нас покупать.

— Он не захочет, — опять попыталась встрять в разговор женщина, — только потому, что унюхает на ней твою сперму.

— Жена!

— Да она бесится, что я её не подпускаю к ней!

— Вы, оба, заткнитесь! А ты не говори с ней в таком формате!

— А кто она такая мне? Мать? Инвестор?

— Чёрт, да хватит же! Давай нам жрать, а то он не заткнётся, — обратился «муж» к «жене».

— Мне там цианиду не забудь подсыпать, — уже поспокойней и шутливо сказал Манай женщине.

— О, как-нибудь, не беспокойся!

Манай ухмыльнулся.

— Так что там за клиент, — обратился он «отцу».

— Миллионер.

— Это хорошо. О, а вот и Ушастый!

В кухне появился подросток лет двенадцати.

— Не переспал?

— Переспишь тут, когда на весь дом: Мама, мама, мама, мама!

— Ещё один выблюдок! — вставила женщина.

— Слушай, ну хватит, — сказал ей муж.

— А что? Разве я не права? Родился вследствие блуда? Да. Ущербен и уродлив? Да. Постоянно в ссоре с собой и с окружающими? Да. Дурная наследственность на лицо. О чём у него не спросишь, всё только врёт, с намерением и без. Учиться бы его отправил, Манай!

— Я вчера подглядывал, как она мылась, а она это видела, — сказал Ушастый. Внешность которого, действительно, привлекала к себе огромными ушами и лысым черепком. Во всём остальном, даже в манере одеваться, он пытался походить на своего кумира и работодателя — Маная.

— Ну, не придурок? — спросила женщина.

— Я в ней не нуждаюсь, она нуждается во мне.

«Отец» одной рукой прикрыл глаза малышу с морковкой, которой тот ковырялся в ухе, а другой очень сильно дал подзатыльник Ушастому.

— А это правда? — обратился он к жене.

— Я его не видела.

— И долго ты его не видела?

— Ну, минут двадцать пять, пока не кончила, — вставил Ушастый.

— Всё, давайте есть, — сказал «отец».

Женщина стала подавать тарелки с едой.

После завтрака Манай открыл буфет и извлёк бутылку виски.

— Кому плеснуть?

— Давай, — сказал «отец».

— И мне, — сказал Ушастый.