Очень долгий путь - [8]

Поистине не только ловкие руки делают хирурга — нужна еще умная голова. Уж к Гизу-то призвали всех возможных хирургических светил, но что поделаешь, когда копье и ухватить не за что! Ни один хирургический инструмент не мог извлечь копье из раны. А Паре извлек: кузнечными клещами. Напряг свои недюжинные силы, ухватил и вытащил. Кровь хлынула со страшной силой, но Паре и ее умело остановил. Обреченный Гиз был буквально воскрешен. А легенды о цирюльнике Паре обогатились еще одним эпизодом.

Лет через пять-шесть после того как Паре впервые наложил мазевую повязку на рану, имея уже большой опыт, он написал и издал первый свой труд, посвященный созданному им лечению огнестрельных ранений. Сам метод лечения был абсолютно нов, а потому и нежелателен для консерваторов от медицины. Но смелость этого цирюльника выходила за всяческие пределы: книга была написана не на латыни — на чистом французском языке! Медицинский факультет был возмущен: мало того, что необразованный лекарь пишет труд с претензией на научный, он ломает еще тысячелетние традиции и пишет его на французском языке!.. Но на сей раз факультет проглотил пилюлю — пошумел, пошумел и замолчал. Взрыв последовал позднее, когда выяснилось, что Паре вообще не собирается писать по-латыни. Тогда был дан генеральный бой.

Бой масштабами поменьше факультет дал Паре в 1554 году.

Шла очередная франко-германская война. В очередной, который уже раз Паре находился в войсках. Однажды, увлеченный операцией, он не успел бежать и попал в плен. Долго скрывал свое имя, но так как он и в лагере лечил соотечественников, не узнанным он остаться не мог. Узнал о нем и сам герцог Савойский, а узнав, предложил высокую должность в своей армии. Паре наотрез отказался. Взбешенный герцог придумывал для него казнь пострашнее. А он каким-то чудом выбрался из плена и бежал.

Впереди бежала его слава; уже не только как хирурга — как патриота. Когда он добрался до Парижа, все знали о его благородном поступке. Париж устроил ему триумфальную встречу — весь народ высыпал на улицы, приветствуя своего, действительно своего, лекаря. Вот тут-то и произошло неслыханное в летописях сословия хирургов событие: Амбруаз Паре, не знающий латыни, мастер-брадобрей, он же цирюльник-хирург, был принят в высшее хирургическое сословие. И не кем-нибудь — мастером-хирургом братства св. Козьмы.

Медицинский факультет немедленно отреагировал: подал протест на высочайшее имя. И проиграл бой — протест был оставлен без внимания. Более того, через несколько лет Паре избирается заведующим хирургическим отделением Отель-Дье и назначается лейб-хирургом короля. Так высоко не возносился еще ни один цирюльник.

Но все это было для него не главным — Паре не извлек никакой личной пользы из своих высоких постов. Главным была наука, хирургия; любовь к ней с годами не ослабевала. Напротив, хирург как бы вошел во вкус — открытия, одно важнее другого, следовали друг за другом. Важнейшим, после трудов об огнестрельных ранениях, была предложенная Паре перевязка кровеносных сосудов.

Это было не просто важным или важнейшим открытием — это было выходом из тупика, в который зашла к тому времени хирургия, как раз в вопросе об остановке кровотечений. То, что хирургия знала и умела, не спасало от страданий, причиняло дополнительные муки и, при всем при том, не гарантировало сохранение жизни. Если при ранении или во время ампутации повреждался крупный артериальный сосуд, — а при ампутациях неизбежно перерезалась главная артерия конечности, — остановить кровотечение можно было только… огнем. Да, да, в буквальном смысле этого слова — огненно-раскаленным железом.

Издавна ампутации производили раскаленными ножами, которые тут же, под рукой оператора, лежали на горящей жаровне. Но нож не был надежным предохранителем от смертельного кровотечения, и изобрели специальные «прижигала» — кусок опять-таки раскаленного металла крепко прижимался к ране, чтобы обуглить то место, где была перерезана артерия. Но и это не всегда останавливало сильное кровотечение, и тогда придумали кипящую смолу — в котел с кипящей смолой окунали, тотчас же после быстро произведенной ампутации, культю руки или ноги. Кровотечение сразу же прекращалось — живые ткани мгновенно сваривались, но человек, вынесший такую пытку, отнюдь не был спасаем от смерти: сожженные ткани и кости начинали заживо гнить, могло наступить и общее заражение крови. Изобрели бескровный способ — медленно, очень медленно, часами и днями, перетягивали конечности проволокой, а когда проволока доходила до самой кости, кость перепиливали. Крови действительно не проливалось ни капли; но и тут человек, если он не успевал умереть от боли, легко мог погибнуть от заражения крови.

То, что предложил Паре, было так же просто и гуманно, как и его мазевые повязки, заменившие раскаленное масло: он предложил перевязывать кровеносные сосуды обыкновенной крепкой ниткой. Вытаскивать из раны перерезанную артерию небольшими щипчиками и перевязывать ее. А при ампутациях предупреждать сильное кровотечение: сперва обнажить артерию выше места ампутации, перевязать ее, а потом уже ампутировать конечность; что касается мелких сосудов, то с ними можно справиться уже в самой ране.