Очарованный принц - [40]

Тюрьма представляла собою закрытый ров с тремя отдушинами, из которых всегда восходил теплый смрад, вниз вела крутая лестница в сорок ступеней. Наверху, перед входом, неизменно бодрствовал тюремщик, либо сам Абдулла Бирярымадам – Абдулла Полуторный, прозванный так за свой великанский рост, – мрачный, жилистый детина, никогда не расстававшийся с тяжелой плетью, либо его помощник, свирепый афганец, губастый и низколобый. Афганец не носил плети, зато все его пальцы на сгибах были покрыты ссадинами от зуботычин.

На этих двух и были возложены все заботы о преступниках, включая их прокормление. У входа в тюрьму всегда стояли две корзины для подаяния пищи и маленький узкогорлый кувшин для денег. Собранным подаянием тюремщики распоряжались полновластно: деньги и что получше из пищи брали себе, а преступников кормили остатками. С утра до вечера из тюремной глубины неслись к прохожим мольбы о хлебе, стоны, рыдания, сменявшиеся криками и воплями, когда Абдулла со своей плетью или его помощник со своими намозоленными кулаками спускались вниз.

Оглушенный падением по сорока ступеням крутой лестницы, стонами, воплями и нестерпимой тошнотворной вонью, Ходжа Насреддин не сразу пришел в себя. Когда же очнулся и глаза его обвыклись с темнотой, он увидел вокруг множество разных преступников.

И каждый из них был ступенью в той страшной лестнице, по которой вельможа совершал свое блистательное восхождение к вершинам власти, богатства и почестей; в последнюю неделю пришлось ему лестницу слегка перестроить: две ступени убрать – пешаверцы, одну возместить – Ходжа Насреддин. Но бывают иные ступени, весьма коварные для восходящего, на которых легко сломать ногу, а то, ненароком, и шею – вот о чем позабыл неутомимый вельможный строитель!

Гнев и жалость душили Ходжу Насреддина; даже он, столь много повидавший, не думал, что на земле возможно где-нибудь такое страшное, такое гнусное место, – он опустился как бы в самое обиталище зла!

На его сердце лег еще один рубец – из тех, что одевают сердце броней беспощадности.

Но следовало подумать о собственной судьбе, разобраться во всем происшедшем.

Дело запуталось теперь и для самого Ходжи Насреддина.

Где кони? Куда они девались из каменоломни? Ведь они были там, – купец узнал свою уздечку!

Причастен ли вельможа, через своих людей, к этому второму исчезновению коней или не причастен?

В чем намерен он обвинить схваченного гадальщика – только ли в обмане или в чем-нибудь еще дополнительно?

Где одноглазый вор, какова его судьба?

Ходжа Насреддин терялся в догадках. И в его разум начало закрадываться темное подозрение: «А что, если одноглазый попросту угнал коней, чтобы продать где-нибудь в другом городе? Если так, то для него даже лучше и спокойнее, что я – в тюрьме…» Но здесь он прервал свои раздумья, сам возмутившись низостью таких подозрений. «Нет! – сказал он себе. – Одноглазый, конечно, вор, прирожденный вор, от головы до пяток, но – человек честный, не предатель!»

На том Ходжа Насреддин и утвердился, избрав опорой своему духу доверие.

Прав он был или нет – мы скоро узнаем из дальнейшего, а пока оставим подземную тюрьму и перенесемся обратно на мост Отрубленных Голов, где не совсем еще улеглось недавнее волнение.

Меняла, пунцовый от негодования, взъерошенный, стоял перед вельможей и, весь дрожа, говорил придушенным голосом:

– Кони были уже найдены! Почти найдены! В каменоломне подобрали уздечку – вот она! И в самую последнюю минуту сиятельный Камильбек счел уместным прервать гадание и отправить гадальщика в тюрьму! Но пусть не обманывается высокочтимый князь – я проник в его замыслы! Меня, слава аллаху, тоже немного знают во дворце, я упаду к стопам великого хана и буду молить его о защите и справедливости!

Вельможа слушал с ледяным презрением.

Подвели коня; он поднялся в седло и оттуда, с высоты, величественно молвил:

– Гадальщик изобличен во многих злодеяниях, поэтому и попал в тюрьму. Я должен был схватить его еще вчера, но воздержался, желая помочь достопочтеннейшему Рахимбаю в поисках коней. А ныне почтеннейший Рахимбай платит мне черной неблагодарностью за все заботы о сохранности его имущества.

Меняла воздел к небу короткие пухлые руки:

– Заботы о сохранении моего имущества! Милостивый аллах, да во всем этом я вижу только одну вашу заботу – о победе на скачках!

Не удостоив менялу ответом, вельможа под барабанную дробь и крики: «Разойдись! Разойдись!» – царственно отбыл, сопровождаемый стражниками с подъятыми секирами, обнаженными саблями, устремленными копьями, нацеленными трезубцами, взнесенными булавами и шестоперами.

Толпа вокруг моста редела.

Народ расходился, обманутый в своих ожиданиях.

Смеху и язвительным шуткам не было конца.

Нашлось множество людей, одураченных в разное время на этом мосту. Они громко поносили гадальщиков, изобличая их плутни.

Гадальщики приуныли, провидя сокрушительное уменьшение доходов. Этот проклятый хвастун, разыскивающий краденое, осрамил и опозорил все их сословие!

Меняла сорвался с места и, что-то на ходу бормоча, размахивая руками, что-то кому-то доказывая, побежал к дому.

За ним, конечно, последовали шпионы.