Обжоровские дворяне - [16]

- Не понял юмора, - сказал Дворский, поднимаясь с земли, и отправился в полицию.

Там кое-что прояснилось. Оказалось, что его заподозрили в причастности к широкому кругу старых дружков Розочки, с которыми она в годы учебы в столичном университете прошла, как говорится, и Крым, и Рим, и медные трубы. Встреча с ними, понятно, никак не входила в планы близких невесты, белой фатой искупавшей грехи бурной молодости. Кстати, один из дружков звонил Розочке накануне свадьбы и обещал приехать с "пацанами". Вот и приняли Дворского за этого наглеца.

- Родители и родственники жениха и невесты люди почтенные и вам лучше не связываться с ними, - посоветовали Георгию Натановичу в полиции.

И тогда, отправляясь вставлять выбитые зубы, он уныло изрек свою сакраментальную фразу: "Я вполне допускаю, что отдельные евреи могут быть нектаром в цветах общества. Но когда они собираются вместе, то из этого получается, скажу я вам, совсем не мед".

Молвив так, граф Дворский с библейской покорностью судьбе уехал искать счастья в Тель-Авив, оттуда в Хайфу и далее следы его затерялись в знойном мареве земли обетованной.

* * *

... Через несколько лет российский предприниматель Недогонов, переехавший на жительство в Москву, совершая туристическую поездку по Южной Африке, прослышал о каком-то выходце из России, основавшим процветающую винодельческую фирму. Ехать к нему было недалеко, и Иван Иванович решил полюбопытствовать. Каково же было его удивление, когда встретил у входа в усадьбу главы фирмы Георгия Натановича Дворского собственной персоной, облысевшего и располневшего, но по-прежнему бодрого. Оказалось, что он и есть тот богатый промышленник, поставляющий на рынки Европы и даже в Америку элитные вина. Дворский первый открыл, что здешние каменистые красноземы и сухой, жаркий климат весьма благоприятствуют выращиванию лучших сортов винограда, из которого делаются дорогие марочные вина.

Входя за красивую ограду дома хозяина, Иван Иванович увидел ораву маленьких кофейных мулатов, галдящих и визжащих повсюду во дворе и на лужайке, и невольно усмехнулся сходству этой картины со своими цыплятами на лесном кордоне.

- Это чьи же такие шустрые? - спросил он.

- Здесь все мое, - беззаботно ответил Георгий Натанович, ласково гладя по курчавым головкам сбежавшихся поглазеть на незнакомого человека ребятишек шумливый выводок своих чернокожих подружек.

- А ты, я вижу, зря времени не терял, - засмеялся Иван Иванович.

Они расположились в удобных креслах на широкой террасе, с которой открывался красивый вид на зеленые холмы и виноградники, отороченные красными лентами проселков. Слуга, черный и лоснящийся, как хромовый офицерский сапог, ослепительно скалясь белозубой улыбкой, быстро накрыл стол. Иван Иванович едва пригубил из хрустального бокала красного фирменного вина, зато, проголодавшись, отдал должное заморской кухне. Закусывая диковинными фруктами, он не переставал удивляться всему, что увидел в гостях у Георгия Натановича. Но совсем поразился, когда побывал на винном заводе. Нет, не стерильная чистота и великолепное оборудование привлекли его внимание, а самый настоящий советский красный уголок с большим портретом Ленина и целым иконостасом из Почетных грамот в рамочках под стеклом. На видном месте красовалась большая Доска почета с фотографиями передовиков труда.

- Что за маскарад? - спросил гость.

- Я это называю средствами морального поощрения, - пояснил Георгий Натанович. - Мои негры - не улыбайся! - отличные работники, но как дети любят похвалу. Попробуй не отметить какого-нибудь заслуженного работягу, будет целая трагедия и обида на всю жизнь. Более действенного я пока ничего не придумал...

* * *

Давно уехал Иван Иванович и прошли еще годы. Постаревший граф Дворский, уже забывший, что он граф, все чаще сидит в одиночестве на своей террасе и о чем-то думает, что-то вспоминает. Вполне может быть, что думает и вспоминает он о родной Обжоровке, с которой, черт возьми, и вправду было связано так много хорошего в его жизни.