Обжигающий огонь страсти - [89]

– Сегодня для разнообразия я хочу быть сверху, Уилл, – заявила она. – Ты лежи спокойно, отдыхай. Всю работу я сделаю сама.

– Ты называешь это работой, – засмеялся он. – Странно. Я предпочитаю считать это развлечением.

Уильям лег на спину, подложив руки под голову, и Адди уселась на него верхом. Сначала он чувствовал себя неловко, но когда она улеглась на него, разметав свои благоухающие волосы по его груди и лицу, он забыл обо всем на свете.

– Ты считаешь меня распущенной? – спросила она какое-то время спустя.

Он покраснел и запинаясь проговорил:

– Ты всегда одерживаешь верх надо мной. Я не говорил ничего подобного.

– Но ты именно это хотел сказать.

– Нет, Адди. Что за шутки?

– А я и не думаю шутить. – Она нахмурилась. – Говорю совершенно серьезно. Скажи, Уилл, ты расскажешь когда-нибудь об этой ночи своим друзьям в мужском клубе? Или на какой-нибудь холостяцкой вечеринке?

Уэнтворт был в негодовании:

– За кого ты меня принимаешь? Да я скорее дам отрезать себе язык, чем начну рассказывать о тебе, дорогая Адди.

– Я знаю, Уилл. Я говорила… так, вообще… И все-таки предположим, ты беседуешь с другими мужчинами, и все похваляются своими любовными победами. Как бы ты описал то, что у нас было сегодня?

Уильям раскрыл рот, но не смог произнести ни слова. Лицо его выражало замешательство, смущение, растерянность.

– Ты что, Уилл, язык проглотил? Он попытался как-то обойти эту тему:

– Послушай, Адди, прекратим этот пустой разговор.

– Но это вовсе не пустой разговор. Ты у нас старый боевой конь, и я хочу знать: мог бы ты признаться своим друзьям, что занимался любовью в позе, свойственной обычно женщинам?

Уильям отвернулся, не решаясь встретиться с ней глазами.

– Нет, ты скорее дал бы отрезать свой член, – с усмешкой сказал она. – Ты никогда не признаешься в том, что с тобой было, ибо это могло бы бросить тень на твое мужское достоинство в глазах твоих знакомых или приятелей, исповедующих мужской шовинизм.

– Послушай, Адди, по-моему, мы уже достаточно наболтались. Пора и отдохнуть.

Он соскочил с кровати и стал торопливо одеваться. Даже после того как Уэнтворт улегся в свою постель, насмешливый смех Адди все еще звенел в его ушах.

Мак-Артуры приняли Уэнтворта вежливо, но холодно. Довольно скучный досуг разнообразили частые перепалки между хозяином и молодым гостем. Самая ожесточенная из них произошла, когда племянница Тесс обмолвилась о том, что ее отец читает «Австралийца» как святую книгу.

– Мой брат, наверное, спятил! – взорвался дядя Джон. – Он же знает, что я думаю по поводу этой бунтарской газетенки.

– Очевидно, у него есть свое собственное мнение, – язвительно заметил Уэнтворт.

– Не вмешивайтесь в наш разговор, молодой человек.

– Как я могу не вмешиваться, если вы поносите мою газету?

– Поношу – слабо сказано. Я намерен закопать этот листок, как протухший кусок мяса.

– И как вы, позвольте спросить, намерены это сделать, сэр? Наш тираж растет с каждым днем.

Лицо Мак-Артура побагровело. Он залпом выпил свой бренди и вытер губы рукавом рубашки.

– Вы скоро это узнаете, молодой смутьян. – Откусив кончик сигары, Мак-Артур выплюнул его к ногам Уэнтворта. – Вы прячетесь за этим бессмысленным лозунгом – свобода прессы. Пытаетесь оклеветать честных людей.

– Простите, но подобный вздор даже не заслуживает ответа. Могу только сказать: наш народ не глух и не слеп. А моя газета – не более чем рупор, голос народа.

– Мы скоро заставим замолчать этот голос, – проворчал Мак-Артур.

– Каким образом? – нахмурился Уэнтворт.

Могущественный магнат выпустил дым прямо ему в лицо.

– Губернатор уже представил в совет законопроект, предусматривающий систему лицензирования и введения гербового сбора на каждый экземпляр газеты, издаваемой в Новом Южном Уэльсе.

Удар был весьма и весьма чувствительный, и Уэнтворт заметно переменился в лице. Он стал пепельно-бледным, краешек левого глаза подергивался. Дрожащими пальцами свернув салфетку, он встал из-за стола и поклонился миссис Мак-Артур:

– Извините, мадам. Я должен выйти на свежий воздух. – И, повернувшись, вышел из комнаты, провожаемый недобрым гомоном гостей.

– Какой грубиян! Даром что молоко еще на губах не обсохло.

– А чего от него ждать? Вы же знаете его происхождение. Мать была каторжницей.

– Следовало бы заткнуть ему рот, чтобы не мутил людей.

– Мы это и сделаем, – заверил Мак-Артур.

Зеленые глаза Адди метали огненные искры. Даже не извинившись, она встала из-за стола и, гордо выпрямившись, вышла вслед за Уэнтвортом.

Она догнала его в саду.

– Куда ты идешь, Уильям?

– Кажется, ко дну, – последовал стоический ответ. – Газета не может позволить себе оплачивать лицензию и сборы.

– Тогда следует провалить его законопроект.

– Ха! Слово губернатора – закон. Если он станет ублажать своих хозяев, Мак-Артура и других богатых собственников, всех австралийских нуворишей, противостоять ему будет трудно. Да просто невозможно.

Она остановилась и положила руки ему на плечи:

– Уильям, посмотри на меня. Что ты имел в виду, когда сказал Джону Мак-Артуру, что «Австралиец» – голос народа? Или это просто высокопарная фраза?

– Нет, я убежден, что это именно так! – страстно ответил он. – Моя единственная забота – благополучие австралийского народа.