Обжигающие оковы любви - [11]

Канарейка пела бесподобно. Я замерла, боясь ее спугнуть, и, затаив дыхание, слушала, как льется звонкая мелодия. Неожиданно птица взмахнула крыльями и взлетела вверх, направившись в сторону двери. Засова не было, а я не догадалась подпереть дверь стулом, так что сквозняк немного приоткрыл створку, в которую и проскользнула канарейка. Я с сожалением вздохнула и поставила подсвечник на стол, но неожиданно чудесная птичка вернулась и укоризненно чирикнула в мою сторону.

– Мне нечем тебя покормить, – развела я руками, даже не надеясь на то, что она меня поймет. Но канарейка, склонив голову набок, посмотрела на меня, а затем важно прошлась по деревянной поверхности и вновь вспорхнула, чуть не задев крылом по лицу. Из коридора послышался все тот же настойчивый звук. Птица больше не пела, она звала меня.

Я нерешительно ступила вперед, но тут же остановилась. Холодный воздух, который сквозняк гнал по моим ногам, забирался под сорочку и неприятно щекотал колени. В голову лезли тревожные мысли, но я тут же сбросила с себя тень недоверия. В сущности, какая разница, ведь я и так прекрасно знала, что, если буду терпеливо сидеть в этих стенах, покрытых плесенью, и ждать очередной причуды короля, добром вся эта ситуация точно не кончится. Сейчас же на моих губах играла тень улыбки, впервые за много недель сердце не сжималось от горя, а душу не жгли страх и отчаяние.

Я натянула платье, но не стала тратить время на шнуровку, лишь накинула на плечи длинную шаль и поспешила в коридор. Канарейка будто терпеливо дожидалась меня – радостно зачирикала и полетела в самый конец коридора, чтобы юркнуть в узкий проход. Щурясь от ярких вспышек факела, пламя которого выжигало тьму, я шла вперед и вскоре оказалась у подножия железной винтовой лестницы с резными ступеньками. Подняв голову, я посмотрела наверх, туда, где мерцало яркое голубое свечение. Схватилась рукой за погнутые перила, но отчего-то медлила. Все еще оставалась возможность вернуться назад и запереться в спальне, но я ею не воспользовалась и стала подниматься. Сердце колотилось в груди, наполняясь азартом и… предвкушением. Преодолев несколько пролетов, я поняла, что оказалась на крыше, вернее, в большом зале, построенном на самом верхнем этаже. Сквозь стеклянный потолок ярко светили звезды.

Сумеречного света было достаточно, чтобы понять, что я нахожусь в подобии сада – все пространство здесь было занято деревьями и цветами. Зеленая листва увивала стены, а в изящных золоченых клетках сидели диковинные птицы. Открыв рот от изумления, я наклонилась над кустарником, усыпанным алыми бутонами, и с благоговением вдохнула сладковатый аромат. Ноздри защекотал приятный запах, заставивший меня счастливо рассмеяться. Уже знакомая птичка опустилась рядом со мной на пол, устланный гладкой мозаикой. Я протянула руку, и она, ничуть не стесняясь, прошествовала на мою ладонь.

Невдалеке послышалось покашливание. Испуганно обернувшись, я рассмотрела пожилого мужчину, почти старика. Его седые длинные волосы были собраны в хвост, а лицо, усыпанное глубокими морщинами, обезображивал глубокий шрам, пролегающий через пустую глазницу на левой стороне.

– Кенара лучше вернуть в клетку. – Незнакомец кивнул на тумбу, на которой красовалась высокая квадратная клетка. Маленькая дверца колыхнулась, призывая свою жительницу вернуться.

Птица внимательно посмотрела на меня своими маленькими черными глазками-бусинами.

– Она не горит желанием сидеть в клетке, – отозвалась я. Пальцы подрагивали, но голос звучал уверенно.

– Так-то оно так, леди, – неожиданно согласился со мной старик, – но эта птица хоть и умная, но очень уж свободолюбивая. А уж если вырвется за пределы замка и улетит на улицу, думаете, долго продержится, прежде чем обморозит крылья и застынет на ледяной пустоши? Стоит час свободы того, чтобы отдать за него жизнь?

Я нехотя кивнула и, подойдя к тумбе, вернула канарейку на место. Она осуждающе защебетала и демонстративно отвернулась.

– Лель с характером, – усмехнулся мужчина.

– Так это мальчик?

– А как же, красавец мой, – почти любовно ответил незнакомец. – Так как, говорите, вас зовут, леди?

– Лорейн, – ответила я. – Но я не сообщала свое имя.

– Первый раз в зимнем саду?

– Да, никогда раньше до этого момента не видела живых цветов.

– Ну так посмотрите, отчего же не полюбоваться, когда есть такая возможность.

Старик проковылял к стене и, ухватившись за большой рычаг, сдвинул его. Послышались щелчки, и своды зала наполнились ярким огнем, разливающимся по круглым сферам, закрепленным в канделябрах. Я только успевала вертеть головой, восторженно открыв рот. Взгляд скользил по буйству красок, разлитых по цветам и всех оттенков зелени.

– Это великолепно! – сообщила я, не в силах совладать с эмоциями.

– Когда-то вся Эллария была цветущей, – со вздохом отозвался старик. – А теперь здесь остался единственный осколок разбитого рая.

– Я не помню ее такой, – покачала я головой. – Но знаю названия некоторых растений из старых книг.

– Поглядите-ка сюда.

Старик, шаркая ногами, пошел вперед, а я, не колеблясь, последовала за ним, чтобы увидеть огражденный россыпью белой гальки цветок. Золотистый бутон, большой и невероятно притягательный, возвышался на кудрявой мелкой листве, а его прозрачные лепестки были будто усыпаны миллионом искрящихся блесток.