Обыкновенный волшебник - [43]

– Алло. Николай? – Я ускорила шаг, стараясь проложить между мной и ненавистным домом с коммуналкой как можно большее расстояние. Убежать из точки «А» в точку «Б». Или даже «Ц». Николай, номер которого я набрала, и был тем самым голосом из моего телефона, который желал взять мой коммент. Сообщение было оставлено еще вчера утром, так что, возможно, было уже поздно. Но я решила попробовать.

– Николай «ни двора-й», – откликнулся он после нескольких гудков и тут же принялся шутить. – Ну, героиня дня, куда пропала. Прячешься от поклонников?

– Ага, от них, – подтвердила я таким же, как и у него, веселым голосом. – Тебе первому решила открыться, как самому любимому.

– В этом ты права как никто. Я идеал, и все меня любят. Так дашь коммент-то? Или уже зазналась?

– Зазналась? А как же, уже давно. Но коммент дам обязательно, за наличный расчет. Так что там про нашу новость? Как народ реагирует? – уточнила я, прикидывая, какого плана комментарий будет правильным дать изданию Николая.

– Как-как? Ржет народ. Тебя перепостили[4] и в соцсетях, глянь на досуге. Твой Путин – теперь звезда местного значения. В «Комсомолке» сегодня опубликовали целую статью об однофамильцах известных людей. Хотя до тебя им всем далеко.

– Да что ты. Это-то меня и пугает. Мне сухари-то уже сушить? – уточнила я, по возможности бодро и шуткообразно, в то время как мой воображаемый хвостик затрясся вполне по-настоящему.

– Сухари? С чего бы? – удивился Николай.

– А ну как реальный ВВП обидится, – тихо и заговорщицки прошептала я. Николай рассмеялся и заверил меня, что статья о таком трудолюбивом и позитивном однофамильце никак не может задеть чувств отдела по работе с печатными изданиями при президенте, сам же президент в страшном сне не видел читать газеты в целом, и нашу «Новую Первую» в частности. Логика в его словах была. Скорее, логики не было в криках перепуганного Игоря Борисовича.

– Ладно, девушка, давай-ка расскажи, как ты его нашла, этого героического диспетчера. И побольше о том, как он тебя поразил и каким хорошим человеком оказался. В общем, комментируй, дорогая, комментируй. А я тебе за это, хочешь, новость солью́? Мы тут маньяка нашли в одном ОВД, могу слить контакт. Хочешь маньяка, Васенька?

Я дала Николаю все нужные комментарии, забрала контакты маньяка и села на лавочку на Рождественском бульваре, чтобы дослушать сообщения. Три моих бывших однокурсника разместили мою статью в блогах, о чем они тоже мне радостно сообщали. Еще несколько человек просто позвонили, чтобы порадоваться такой несомненной журналистской удаче. Знакомая девочка из отдела культуры одного крупного еженедельника про Москву попросила разрешения опубликовать буквально один абзац у них в выпуске в разделе «Курьезы недели». Я не была уверена, что имею законное право давать такое разрешение, так что я предложила ей перефразировать заметку таким образом, чтобы перепечатать не оригинал из «Новой Первой», а обзор с портала Николая – и ему пиар, и мне послабление.

От Игоря Борисовича я услышала еще пару ласковых, два сообщения, в которых он противоречиво требовал то связаться с ним немедленно и сию секунду, то повелевал никогда больше не появляться в его офисе, жизни и газете. Впрочем, сообщение с требованием связаться с ним было последним и, таким образом, самым актуальным. Я несколько минут сидела в глубокой задумчивости. Вопрос «что же делать» был отнюдь не праздным. Мой первый порыв – убежать, исчезнуть с его горизонта, удалить все номера «Новой Первой» и сделать вид, что меня там никогда не было и даже рядом не проходило. Ничего-ничего. Позвонит и перестанет. Терпение и труд все перетрут.

С другой стороны… а зачем это мне уходить в подполье? Что-то я не вижу никаких обещанных лавин из гнева властей предержащих. Напротив, пока что реакция на мою статью исключительно позитивная – у всех, кроме Игоря Борисовича и, конечно же, возлюбленного моего Павла. С ним я уже поговорила, полная каких-то новых, доселе неведомых мне сил. Отчего бы в таком случае не позвонить начальнику.

Я позвонила Леночке, которая, не стесняясь выражений, высказала мне все. Что я ее подставила, что она только теперь поняла, кому она звонила с так называемым «социальным анкетированием», и что это просто буквально не по-товарищески.

– Главред у себя? – оборвала я ее стенания.

– У себя. Второй день ходит мрачнее тучи, знаешь ли. И мы все от этого страдаем.

– Бог терпел и нам велел, – отрезала я и заверила ее, что минут через двадцать она сможет расстрелять меня лично. Впрочем, когда я добралась до газеты, расстреливать меня уже никто не хотел. Так, разве что выпороть прилюдно за то, что я всех так подставила, а сама исчезла на двое суток. Злость и негодование тоже имеют сроки годности, и они выветрились, как спирт из открытой бутылки. Запах еще остался, но за душу уже не брало, не ударяло в голову. Да и я почему-то не пугалась уже так легко. Наверное, взрослее стала. Дня на три-четыре взрослее, а какая разница!

– Значит, решила показаться на глаза? – процедил Игорь Борисович, увидев мою наглую физиономию на своем пороге. В этот раз я решила не ждать, пока он меня вызовет, вспомнит обо мне и соблаговолит пригласить к себе в святая святых, чтобы сказать мне очередную гадость.