Обыкновенный фашизм: военные преступления украинских силовиков (2014–2016) - [157]
В стенограммах Нюрнбергского процесса содержится выступление помощника главного обвинителя от СССР Л. Р. Шейнина от 20 февраля 1946 г. Он приводит доказательства самого беззастенчивого грабежа мирного населения со стороны немецко-фашистских войск. Например, «в ряде освобожденных пунктов Курской и Орловской областей обнаружен приказ, которым предписывается: «Имущество, как-то: весы, мешки, зерно, соль, керосин, бензин, лампы, кастрюли, клеенки, шторы, занавески, ковры, патефоны с пластинками, — должно быть доставлено в комендатуру. Виновные в нарушении данного приказа будут расстреливаться»… В г. Истра Московской области оккупанты «конфисковали» детские елочные украшения и игрушки. На ст. Шаховская они организовали «сдачу» жителями детского белья, стенных часов, самоваров»[410].
Многочисленные пострадавшие свидетельствуют, что идентичная ситуация имело место на территории Донецкой и Луганской области Украины, где войска правительства Украины вели грабеж мирного населения таким же образом, как делали немецко-фашистские войска на захваченной территории.
Например, жительница Дебальцево Галина Ивановна рассказывает о том, что происходило в городе после того, как в Дебальцево вошли Вооруженные силы Украины. Приводим ее рассказ журналистам полностью:
«Как война происходила? Вы, наверное, проехали, видели, как тут все разрушено. Сначала мы жили по домам. Нас предупредили, чтобы мы не включали свет. Что там, где увидят свет, туда будут стрелять. Мы сидели, когда свет еще был. Клеенками закрывали темными, ставнями. Потом, когда уже начали сильно стрелять, то мы уже пошли в подвалы. Потом как-то перестали, опять домой перешли. А потом как-то, числа не помню какого, в 11–12 ночи, сюда прилетел снаряд. У нас батюшка тут живет. Мы как-то все собрались и прибежали сюда, в подвал церкви. Потом вроде затихло, и мы вышли. Смотрим, тут все было страшно. И идут сразу шесть военных, укроповских. С фонарями смотрят. Что у вас тут? Где? Мы ничего не понимали. Вот что-то у нас попало сюда. Они давай фотографировать, снимать все. С тех пор мы жили в подвале. Сильно били. Вычисляли, ходили по домам. Ходили по улице, спрашивали: сколько человек у вас тут проживает? Спрашиваешь: зачем вам надо? Узнать, сколько помощи и чего. Прошли по улице и начинают стрелять. Какие оставляют, какие нет. Сколько мы тут знаем, они были за укропов все. Они выехали хоть. И те, кто был не за укропов, они остались. Они придут сюда, воду у нас тут брали. Мы же не могли им отказать. Боялись. Они как хозяева приезжали. Говорили нам, что пришли освободить нас. Мы говорим: от чего освободить? От работы? От домов? Отчего мы сейчас живем в подвалах? То, что у нас ни денег нет, ничего сейчас? Он его как ударил в грудь прикладом. Пройдут вот так вокруг храма. Это было ужасно. У нас тут была почта. Они там с утра и целый день стояли в очереди. Они там отправляли такие вещи, что только не отправляли. И телевизоры, и холодильники. И чего только не отправляли. Ворованное, конечно. Ну, а откуда они это все возьмут? Приехала одна. Она в Донецке живет. А родители тут. Отец. Мать умерла. Отец остался. Она приехала, значит, еще можно было приехать. Проведать отца. Они ее поймали. Изнасиловали. И в лоб застрелили. Мы ее отпевали. И это не один случай был. Мирных жителей очень много погибло. Одна семья полностью погибла. Муж с женой вышли, но стреляли как раз. Только прошли два дома, их осколками убило. И лежали они четыре дня. Потому что их никто не мог убрать. Потом похоронили. Родители на следующий день поехали на кладбище посмотреть, что там. На своей машине. А обратно ехали, и машина укро-повская, с такими большими колесами, специально их раздавила насмерть. Били, если узнают, кто в каком подвале. Мы хоть не говорили, в каком мы подвале. Проверяли, они сами прятались в подвалах в девятиэтажках там. Там безобразничали они сильно. Пили, обижали людей тех, кто там сидел. Люди мирные. Они пожаловались, люди их попросили оттуда. Но когда они бомбили, они в тот фундамент специально стреляли. Последнее время они не переставая стреляли. И днем и ночью. Нельзя было выйти. Мы сидели в подвале. Там все у нас было. И ведро было, воды не наберешь, света нет. Телефоны разряжены. Пусть бы им исполнилось все это, то, что они нам тут натворили. Этот Порошенко. Зачем они нам тут? Если приехали разорять? Наши же не пошли туда, на Запад. Они же пришли: «Мы пришли вас освободить». Мы мирно жили. Ездили на запад по монастырям, и все. Придут, фотографируют все. Вон у нас там надпись есть, что Московский патриархат Александра Невского. Они все время приходили туда и снимали там это. Как придут, пройдут. Знают, что они тут будут стрелять. В последний раз, когда они сюда пришли… У нас там крест моленный. Мы там служим. И там царь Николай — иконка. И они прошли, а тут Москва. Путин. Московский патриархат. А еще царь тут, ну, значит, все. Когда пришли сюда ДНР… Мы же не знали сначала. Они зашли в храм. Мы смотрим — военные. Откуда мы знаем, может, это те укропы переодетые? Всякое может быть. Они говорят: «Что, вы нас не ждали?» Мы: «Ну, ждали, а кто вы?» — «Мы — ДНР». Мы тогда и руки им поцеловали, и поклонились. В город сразу привезли гуманитарную помощь. Стали раздавать продукты. Такие очереди были. Столько машин. Все раздавали людям. Потом столько было мусора по улице, стекла. Невозможно пройти. Машины. Дороги мыли. Чисто стало в городе, стали люди появляться. Мы ожили, до того рады. А еще сейчас к нам иконка эта, августовская Божья матерь, которая дала победу в войне. Мы читали сорок акафистов в подвале. Света нет, мы с огарочками такими. Свечей тоже нет. Сорок дней просили Божью матерь, чтобы она ополченцев наших защитила, укрепила. А эти укропы ушли и оставили нас. Так это и свершилось. Сейчас эту иконку привезли с Москвы нам»
