Обыкновенные неприятности - [13]

- Какую справку?

- От медицинской комиссии. Тебе тоже надо это пройти.

- А ты мне не покажешь, заодно, где я должен пройти эту комиссию?

- Постой, у нас утром есть время, мы успеем прошвырнуться до поликлиники, а потом, в консерваторию.

- Трудно было поступать в консерваторию?

- Конечно. Драли по первое число. Сюда был конкурс, семь человек на одно место. Пришлось выложиться, я как им выдал арию генерала Гремина, они сразу отпали.

- Сам то от куда?

- Из Белоруссии, а ты?

- Я из глубинки, вообще от сюда недалеко, всего 120 километров.

- Значит заживем, а то я боялся, пришлют какого-нибудь... негра, майся тут с ним потом. Слушай, может мы сегодня отгрохаем вечеринку? Здесь такие девчонки, пальчики обсосешь.

- Нет. У меня сегодня вечером визит к даме.

- Святое дело. Баб люблю и уважаю.

Дверь мне открыла старая, седая грымза.

- Вам кого?

Но сзади нее мелькнуло лицо Светки.

- Это ко мне, Дарья Александровна. Коля, проходи.

Светка в ярком халате, она тащит меня по длинному коридору, заваленному вещами, к обшарпанной темно-коричневой двери. Я прохожу в уютную комнатку, слева стол с буфетом, справа кровать с холодильником.

- Ну как? - спрашивает она.

- Нормально.

- Я тоже так считаю.

И тут она обнимает меня и мы целуемся.

- Как я соскучилась по тебе.

- Я тоже.

- Хочешь поесть?

- Не против бы.

- Тогда я сейчас. Теперь работаю, поздно прихожу, еще сама не ела.

Светка отрывается от меня и бежит к буфету.

- Ты садись куда-нибудь. Я буду бегать и рассказывать, как устроилась на работу, в университет...

Моя подруга выдергивает с полки кастрюлю и мчится к двери.

- Я сейчас, на кухню...

После ужина, я остался у нее.

В поликлинике больше всего мне досталось от невропатолога. Эта дотошная, рыжая женщина мяла мне все косточки позвоночника, простукивала тело и царапала иглой.

- Так говоришь, год назад лежал в больнице?

Она листает страницы, привезенной мной мед карты.

- Да.

- Как тебя угораздило так ударится?

- Там все записано.

- А это что? Ты еще и в этом году был в больнице?

- Пришлось.

- И тоже с позвоночником?

- Да.

Женщина внимательно изучает все записи.

- Значит так. Сейчас пойдешь в рентгеновский кабинет, сделаешь несколько снимков. Пока учись, но я тебя запишу на прием к профессору Круглову. Это примерно через несколько дней. Тебе на вахте передадут когда... Твоей спиной следует заняться всерьез.

Сегодня я предстал перед Ашотычем. Горбоносый, седой старик со злобным взглядом, оглядывал меня с ненавистью. В классе по мимо нас еще трое человек, две пожилых женщины и один мужчина. Одна из худющих женщин сидит за пианино и тупо смотрит на название фирмы, изготовившей музыкальный инструмент.

- Начнем, - шипит Ашотыч. - Что вы можете, молодой человек?

Я сам немного нервничаю, но стараюсь сдержаться.

- Я могу петь.

- Это я догадываюсь. Все могут петь. Конкретно, хоть что-нибудь начните.

Старик задирает голову и уже полушепотом добавляет.

- Зиночка, пусть поет без музыки.

Женщина за роялем кивает головой. И тут мне стало как то спокойно и прикрыв глаза я затянул про то самое горе горькое, что шлялось по белу свету. Я уже исполнял его перед Светиной мамой и та порекомендовала мне выступить с ним, если что... Чудо не покинуло меня. С первыми звуками дрожащего голоса, опять время перенесло к ободранным мужикам и полусгнившей деревеньке. Человеческая горечь потерь и неудач плывет во мне и выплескивается наружу. Этот звенящий звук тоски доводит до горла, от этого голос вибрирует и что то сдавливает грудь. Я заканчиваю без надрыва, на тихой интонации.

Ашотыч стоит ко мне спиной и смотрит через портьеру в окно, руки за спиной нервно подрагивают. Зиночка как сидела тупо уставившись в рояль, так и сидит, только губы еще больше сжаты. Вторая женщина откровенно плакала, размазывая слезы по щекам. Мужик, сидевший рядом с ней, качал головой.

- Что вы еще можете? - вдруг закаркал Ащотыч.

- Можно Сольвейга?

- Пой. Зинаида, теперь подыграй.

И я запел. Сразу как то стало прохладно, замела метель и вдруг возникла прекрасная королева Севера, она разъезжает в санках по городу, разыскивая горячие человеческие сердца, чтобы превратить их в лед. Я не знаю перевода того, что пою, эта сцена в мозгах и передается мне вместе со звуками.

В комнате молчание. Женщина уже не плачет, а смотрит на меня с испугом, мужик вытянул губы и о чем то думает. Зинаида держит руки на клавишах, чуть подрагивая пальцами. Один Ашотыч по-прежнему смотрит в окно, раскачиваясь с пяток на носок. Вдруг он резко повернулся и подошел к мужику.

- Ну что? Зачем ты ко мне его привел? Зачем? Он же больной, псих, сумасшедший. Неужели ты не пронял, что это гипноз? С первыми звуками ты попал под обаяние гипноза. Его учить нельзя. Он не может быть оперным певцом, не может быть актером. Если учить правильно его петь или актерскому мастерству, то в дальнейшем это будет серенький никому не нужный статист в самом худшем хоре. Таким как он, гипнотизерам, надо сосредотачиваться, направлять мысли людей на то, что он воображает, а актером этого делать нельзя, здесь надо думать, куда шагнуть, как изогнуться, как войти в общий актерский ансамбль.